– Кремировать! – ответил я, – а прах я буду всегда держать близ себя, чтобы она была всегда со мной! Хоронить, чтобы чер-ви обезобразили эту красоту – никогда! – и я закрыл себе лицо руками. Сергей ушёл, я снова вышел и забылся. Как прошли день
ночь, я не помню. Утром, часов в восемь, опять появился Сергей с кружкой полной крепкого чая. Я потянулся, было, за водкой, но Сергей отодвинул её:
– Чай пей, он крепкий, почти чифирь, – пояснил Сергей, – се-годня прощание, тебе надо быть в форме.
Я выпил по совету Сергея «чифиря», побрёл в ванную и долго стоял под холодным душем. Я понимал, что надо что-то делать,
118
что лучше будет всё выполнять, как говорят, а нет – так может быть хуже. Впрочем, куда уж хуже!
одиннадцати мы с Сергеем были уже у зала прощаний во дворике, где столпились все, кто пришёл проститься с Верой. Жали мне руку, говорили «соболезную», я отвечал «спасибо». Кто-то, например, Ника, даже целовали. Я заметил, что опять у Ники лицо мокрое от слёз.
– Неужели Ника так любила Веру, что плачет не переставая? Почему же Вера как-то назвала её «сучкой»? А я-то, почему не плачу, что разве я не люблю мою жену больше всех? – такие мыс-ли лезли мне в голову.
двенадцати народ впустили в зал, все распределились, как хотели вокруг гроба с моей Верой. Я стал в головах и вниматель-но смотрел в лицо своей любимой. Вера прекрасно выглядела, она, кажется, даже чуть-чуть улыбалась. Ни синячка, ни ссадинки. Она не то что спала, а просто шутки ради закрыла глазки и вот-вот откроет их… Я излишне близко придвинул своё лицо к лицу жены, но Серёга аккуратно отодвинул меня от гроба.
Священник ходил кругами, кадил и кадил всё вокруг, распро-страняя ароматный дым ладана, похожий на запах канифоли, так хорошо знакомый мне по балету, читал молитвы. Наконец, он закончил, предложил всем попрощаться с покойной и поки-нуть зал. Все прошли мимо гроба Веры, кто, целуя её, кто – про-сто положив на край гроба руку, а Вера улыбалась и улыбалась, только мне.
Наконец ушёл и священник, и в зале остались только я, Кац, Серёга и дама – служащая зала. Я не говорю уже о Вере. Мы отош-ли в уголок, чтобы Вера нас не слышала, и Кац договорился со служащей, что после того, как гроб спустят вниз, она проводит нас туда, покажет в каком гробу Вера и позволит мужу при свиде-телях взять её тело оттуда.
– Сколько вам хватит для прощания? – спросила дама.
– Рано утром привезём! – подумав, пообещал я.
– Утром поздновато! – попробовала, было, возразить дама, но Кац отошёл с ней в сторонку, уже от нас и что-то передал в кон-верте, назвав сумму.
119
– Хорошо, только ради бога, не подведите! Вы знаете, что бу-дет…– Но мы уже не слушали её. Накрыли гроб крышкой, дама нажала кнопку, и гроб медленно опустился, как мне показалось, в преисподнюю.
Дама повела нас по лестнице вниз и открыла дверь в подвал. Гроб Веры так и стоял на платформе подъёмника. Мы оттащили его в сторону, дама принесла большой кусок плотной ткани, по-хожей на занавес, и мы положили его на какой-то чужой гроб. Потом открыли крышку «нашего» гроба и все вместе осторожно вынули Веру оттуда. Тело её было мягкое, не холодное, но и не тёплое – комнатной температуры. Мы положили Веру на ткань, плотно обернули тело этой тканью так, что получился продолго-ватый свёрток, и вынесли из подвала через указанную дверь. Бы-стро подогнали наш минивэн, уже с разложенными сиденьями и положили туда наш драгоценный свёрток.
Через полчаса мы, уже дома, вынули свёрток из машины, внес-ли его в нашу с Верой спальню и положили на нашу с ней кровать.
– Пусть отдохнёт у себя, – попросил я моих помощников, – я посмотрю за ней, а утром мы с Сергеем отвезём её обратно. Вы ведь уже передали даме, что надо – спросил я у Каца, и он кивнул.
Был третий час дня. Я, не торопясь, развернул ткань, постелил постель и положил Веру на её половину. Подумал, следует ли раз-девать, но решил, что не надо. Пусть так отдохнёт у себя дома, в своей постели! Я принёс бутылку её любимого виски, налил в ста-кан и поставил на стул перед постелью. Налил стакан и себе, сел на постель в ногах у Веры, чокнулся с её стаканом, сказал:
– До встречи! – и выпил.
– Да, Вера, кажется только, что мы встретимся ещё не скоро, а ведь это – мгновенье! Столетие, тысячелетие – это тоже мгнове-нья, но благодать – именно то мгновенье, которое Бог или судьба дали нам провести вместе! Не знаю, были ли ещё какие-нибудь мужчина и женщина так счастливы вместе, как мы с тобой! Что-то мы с тобой не предусмотрели, раз это так быстро кончилось. Или то, что ты обманула маму, или то, что день нашей свадьбы и её смерти совпали, или то, что ты ехала так быстро по столь скольз-кой дороге? А может, это расплата за моё нечестивое поведение
120
молодости? Но, во-первых, Господь мог наказать за это меня са-мого, а во-вторых – я совершал всё искренне, с любовью, не при-нося никому зла! А вообще – пути Господни неисповедимы, никто ничего про Него не знает! Да, мы утром расстанемся с тобой, ду-маю, очень и очень ненадолго, но наши несколько лет, прожитые
невероятном счастье, стоят этой недолгой разлуки!
говорил и говорил, вспоминая каждый штрих, каждую ме-лочь в наших с Верой отношениях, напоминал ей о каждом счаст-ливом моменте, проведённом вместе. Я наполнял себе стакан ещё и ещё раз, отпивал и говорил, говорил…
Посмотрел на часы – они показывали уже одиннадцать.
– Вера, нам пора спать, ты помнишь, если мы были свободны, мы так любили ложиться именно в одиннадцать!
разделся до белья, включил ночник и, как обычно, перелез через Веру на свою половинку, «к стенке». Находясь над Верой, я посмотрел близко-близко на её лицо – оно было прекрасно и красиво именно неземной красотой.
– Мы вдвоём, ведь нас никто не видит, никто не осудит! – безу-мная мысль пришла мне в голову, – и я тихо-тихо спросил у Веры: «Ты хочешь?»
Но Вера едва заметно покачала головой: «Нет, мол…»
перелез на мою половину – «к стенке», взял с собой бутылку и отпил из горла.
– Тогда спи, Верочка, ещё успеем, у нас впереди целая веч-ность! – успокоил я и Веру и себя, и ещё отпил.
Трудно поверить в это, но я заснул. Снился какой-то очень мирный и спокойный сон, мы с Верой где-то на природе, катаем-ся в траве, балуемся… Вдруг что-то резко ударило меня по голо-ве – как тогда Вера тяжёлой книгой. Я вскочил, – опаздываем, ду-маю, – но часы стенные показывают семь – рано ещё. Вера рядом, значит всё в порядке, трогаю её, а она – одетая.
– Вера, – и я толкаю её рукой в бок, – Вера, почему ты одетая? Но Вера не отвечает, и снова тяжёлая книга, уже в десть раз тя-желее, ударяет меня в голову. Я всё понял! Веры нет больше, она погибла, она лежит со мной – мёртвая и её надо скоро нести на сжигание!