вот сравнение с Никой будет опять не в её пользу, причём резко не в её. Моя Викочка ещё ничего не попросила у меня
155
сама – все платья, кофточки, купальные костюмы, стринги, дра-гоценности – я покупал сам, без малейшего её напоминания по этому поводу. Про Нику же и напоминать не буду – я уже всё рас-сказывал. Как вспомню её светящиеся, как морда у собаки Ба-скервилей, пальцы – жить не хочется. В смысле – жить половой жизнью с подобными бабами-воровками, не хочется! Моя Викуля никогда бы себе такого не позволила! А деньги, которые я за неё заплатил, они всё равно не ей достались. Это был «калым», кото-рый я отдал её отцу-продавцу, как это делают и сейчас у лиц «вос-точных национальностей».
Вот моя ода, моя апология, мой гимн надувным, а может и на-ливным, дамам! Правда, наливных я ещё не встречал, но ведь это ещё ближе к натуре. Вместо воздуха залить в прекрасную жен-скую форму тёплой – тридцать семь градусов – водой, и перед тобой тело, тактильно неотличимое от живого женского! Пере-носить только из ванной, где заливать надо, тяжеловато! Но для меня, например, этот вес – пушинка! А если сил маловато – поку-пайте баб надувных, это тоже неплохо!
Некоторым людям непонятно, как это можно с куклой, как с живой женой жить. Это не в смысле секса, здесь-то всё понятно – можно. А так – в бытовом смысле. Придёшь домой, – а она, кра-савица – ни слова. Или на крайний случай, пропоёт ангельским голоском: «милый, дорогой, как я скучала без тебя!».
А что, лучше, когда твоя мымра в грязном халате заорёт на тебя дурным голосом: «опять поддатый приполз, алкоголик во-нючий!».
Садишься за стол, красавицу надувную рядом посадишь – и смотреть приятно, а она тебе воркует: «Ешь, дорогая, а я на тебя посмотрю!».
Или лучше когда на грязной кухне тебе нальют в тарелку, про-лив половину на штаны, щей трёхсуточных с тараканами вместо клёцок? И прошамкают при этом, высморкавшись в передник: «Спасибо скажи и за это, пьянь нищая!».
Сядешь перед телевизором, смотришь передачу, а красавица, лёгкая, как пушинка у тебя на коленях сидит и подворковывает: «Какая интересная передача, но ведь её можно и лёжа смотреть?»
156
Неужели лучше, когда неухоженный монстр женского рода на-чинает, проходя, грубо задевать тебя за ноги, и наступать на них, приговаривая: «Опять этот футбол ненавистный, когда же вы все вместе передохнете – и кого показывают и кто смотрит!»
Выпьем мы с Викой перед сном по рюмочке, а она и говорит: «За нашу любовь, дорогой, чтобы в постельке она не заснула!».
А что, лучше, когда ты, чтобы выпить, заходишь в ваш совме-щённый вонючий туалет и выпиваешь настойку боярышника, ку-пленного в аптеке за гроши. Потом, по-быстрому запиваешь её водой из под крана, прячешь пустой пузырёк себе в карман, что-бы жена-фурия не нашла, и выходишь гордо, будто нужду справ-лял. А фурия ненавистно так смотрит тебе вслед и клянёт: «Когда тебе вместо боярышника проклятого белены в аптеке отпустят, чтобы подох поскорее!»
Наконец, ляжем мы с красавицей Викой в постельку в со-ответствующей позиции, на видак какой-нибудь сексуальный фильм поставим, и наслаждаемся: и друг другом и фильмом подходящим. А Вика во время соития то и дело приговаривает: «хани-хани», «фак ми – фак ми», ну и стонет так призывно, что надолго меня не хватает. Отдышавшись, ложусь я рядом с Викой на бочок, она обнимает меня сзади за грудь, и досматриваем фильмец вместе.
Особенно нравится нам, тот, где красавица-американка в одном белье (мы прозвали её «Нэнси») заходит в комнату, где спят, почему-то одетые (пьяные, наверное) два друга. Так эта Нэн-си подходит к одному из них, наклоняется и начинает целовать его. Тот просыпается, смотрит очумелыми глазами и отвечает ей на поцелуи. Нетерпеливая Нэнси начинает быстро раздевать себя, а тот – и «в ус не дует»! Тогда Нэнси уже вся голая, хвать его прямо через брюки за «хвостик» и начинает мастурбировать. Не выдерживает парень и быстро, с помощью Нэнси раздевается. Нэнси ложится на него и нетерпеливо, в роли активного партнё-ра начинает соитие. Парень возбуждается, и снизу, как может, отвечает ей. Тем временем сосед, спавший тоже одетым на со-седней койке просыпается, таращит глаза и видит перед собой огромную, круглую, красивую Нэнсину попу. Не врубившись, по-
157
видимому, в суть происходящего, тот раскрывает пасть и кусает Нэнси за попу, ухватив её порядочный кус. Нэнси оборачивается, видит друга, что-то выкрикивает ему, и снова занимается своим прямым верхним делом. Друг быстро раздевается и опять лезет, приоткрыв рот к попе Нэнси, только по центру и пониже. Я-то ду-мал, что снова кусать, а он – изощрённый развратник, оказывает-ся, cunnus lingo, по-русски «куннилингус», задумал. Быстро при-крыв ладонью глаза Вики (зачем ей разврат этот видеть!), я весь превращаюсь во внимание. Нэнси стонет и даже вопит призывно, затем быстро разворачивается в плане на 180 градусов. Теперь любитель cunnus lingo совокупляется с Нэнси генитальной свя-зью, но снизу, а первый парень, волею Нэнси переключается на то, чем раньше занимался второй. Одним словом, использовала наша Нэнси обоих ковбоев на полную катушку, а сама-то ёрзает и стонет, стонет и ёрзает!
Не выдерживаю я – и снова на мою Викулю. Поднимаю ей ко-ленки вверх (а ножки-то красивейшие, как живые гнутся!) и как граф из известного анекдота, начинаю иметь её нетерпеливо и быстро-быстро. Вы спросите – какого известного анекдота? А мне его ещё отец Станислав рассказывал, а ему – его отец. Как-то вскоре после революции 1917 года писатель приносит в редак-цию свой роман. Редактор открывает его на какой-то странице
читает: «Граф, швырнув графиню на диван, начал иметь её не-терпеливо и быстро-быстро». Редактор укоризненно говорит пи-сателю: «Послушайте, товарищ, у вас всё граф да графиня! А где у вас труд пролетариев?». Писатель очумело смотрит на редактора
быстро дописывает: «Граф, швырнув графиню на диван, начал иметь её нетерпеливо и быстро-быстро. А за стеной кузнец ковал железо!».
Всё хорошее быстро кончается, так и наш акт с Викусей под вздохи и стоны видака быстро закончился. Распрямил я моей дорогой коленки, повернулся к ней спиной, она обняла меня за грудь, и мы снова погрузились в наш фильм. А там уже наш второй ковбой, которому, видимо, надоел этот cunnus liugo, оседлал кра-савицу Нэнси, лежащую на первом ковбое. Получился какой-то «биг-мак», большой бутерброд, где роль колбасы, бэкона или кот-
158
леты играла аппетитная красавица Нэнси. И весь этот «биг-мак» ёрзал, дёргался и стонал! Я тут же перевернул Викулю на другой бочок, чтобы не развращать окончательно, и целиком отдался фильму. Вот какие фильмы надо смотреть, а не те, где сплошные выстрелы, трупы и куски оторванного мяса! Любить надо, а не убивать, об этом ещё поэт Роберт Бёрнс давно-давно писал: (сти-хотворение «Строчки о войне и любви», один из переводов):
Я славлю мира торжество Довольство и достаток-Приятней сделать одного, Чем истребить десяток!