Первое, что я почувствовал, войдя во флигель Сергея – это гу-стой запах табачного дыма, туманом стоявшего в комнате. Сергей курил и сам, просто он не мог не курить при таком контингенте его дам. Складывалось впечатление, что в Оболдине курят все лица женского пола; насчёт мужчин не знаю, Сергей их к себе не водил, пока, по крайней мере. Зина встретила меня, как родного
даже полезла целоваться. Как мне удалось избежать этого – сей-час уже не помню. Рядом с Зиной сидела худенькая мрачноватого вида женщина лет тридцати, с гладко зачёсанными назад русыми волосами. Лицо было без косметики, поэтому бровей видно не было, не говоря уже о ресницах; в ненакрашенных губах она сжи-мала сигарету. Цвет глаз был настолько неопределённым, что я даже не смог его классифицировать.
– Роза! – низким голосом мрачно проговорила дама, сидя про-тянув мне руку.
Я был в весёлом настроении и, поймав руку Розы, я галантно поцеловал её. Ведь я – интеллигентный водитель. И где-то соме-лье, потому, что после поцелуя руки, сразу понял, что днём Ро-зочка варила щи.
– Ландыш серебристый, полный красоты, спелый и душистый
– Роза, это ты! – продекламировал я известный мне с детства сти-шок для записи в альбом.
176
– Спасибо за ландыш, этим цветком меня ещё не называли! – пробасила Розочка, сделав попытку улыбнуться.
– Давайте же выпьем за знакомство, по крайней мере, моё с Розочкой! – предложил я, разлив по стаканам водку. Мне страшно захотелось напиться, но сегодня не для того, чтобы «сачкануть», как с Ниной, а чтобы Розочка хоть немного покрасивела бы. По крайней мере, для меня, пьяненького.
Я стал рассказывать, что в Израиле, например, женщин чаще всего называют именами цветов и растений… Но Роза перебила меня, пробасив:
– Я русская, в Израиле не была, и не хочу туда!
– Вот я и говорю, что наши розы значительно красивее роз южных – израильских. Как говориться в стишке:
Красавица южная – Никому не нужная!
Я был в ударе, и второй тост провозгласил за цветы и коро-леву цветов – Розу. Тост был встречен гоготанием Сергея и Зины
мрачным, но самодовольным молчанием Розы, но водка была выпита.
После третьего тоста – за любовь, известно к кому и чему – до брака, вместо брака, после брака и за любовь к трём апельсинам, Зинка опять было пристала ко мне – что за это такие апельсины? На что Роза неожиданно пробасила, вынув, на сей раз, сигарету изо рта:
– Да опера или оперетта была под таким названием! Я слы-шала её по радио, только забыла о чём это – фигня, наверное, какая-то!
Я, осмелев после третьего тоста, стал тихонько подталкивать Розочку к выходу, намекая, что хочу показать ей моё жильё. Но получил отлуп:
– Я после первого знакомства новое жильё не осматриваю!
У меня так и опустились руки и всё другое, но Серёга и Зина, буквально вытолкали Розочку за дверь. Я перевёл её через двор и, держа за руку, ввёл в мою комнату.
– Да, небогато! – резюмировала интеллигентка Роза, – а телек-то вообще, довоенный, наверное.
177
– Довоенный, довоенный, ещё до русско-японской войны по-купали! – охотно подтвердил я.
– Да тогда ещё телеков не выпускали! – Розочка поставила меня на место и стала спокойно раздеваться, не вынимая горя-щей сигареты изо рта.
Я, также не торопясь, начал снимать с себя одежды, погляды-вая на Розочку – до какого же предела она дойдёт. Но так как Ро-зочка разоблачилась полностью, то и я снял трусики с носками. Роза, наконец, положила сигарету на блюдечко, заменяющее пе-пельницу, и легла на спину, в койку поверх одеяла. Руки заложи-ла за голову, ноги слегка расставила. Я уже был готов рухнуть на мою интеллигентку сверху, как она недовольно заворчала:
– А где прелюдия, я не могу без прелюдии!
Я никак не хотел «врубиться», что за прелюдия её заинтере-совала. Вроде я знал, что есть такая форма музыкальных произ-ведений и решил, что Розочке надо поставить эту прелюдию на плеер, которого во флигеле не было! О другой прелюдии и ду-мать не хотел.
– Розочка, а без музыки, что никак нельзя? – удивился я.
– Какие вы, водители, некультурные! Я о другой прелюдии говорю – мужчина должен подготовить женщину к половому акту, это и называется прелюдией! – поучительно проговорила Розочка.
– Роз, может в другой раз, а? Сначала сделаем это по-простому, без прелюдий, а потом ты научишь меня. Как эта прелюдия ис-полняется? – начал жалобно скулить я.
Но интеллигентка была непреклонна. Она стала рассказывать мне, что прелюдия чаще всего исполняется в виде куннилингу-са, а когда женщина возбуждается, то переходят к генитальному сексу. Но представление о куннилингусе с Розочкой, несмотря на всю её интеллигентность, стало вызывать у меня такую усилен-ную перистальтику, конечно же, обратную, что я встал с постели
отошёл к форточке подышать. Но ещё хуже куннилингуса было то, что я понял, почему Роза была такой мрачной и не улыбалась. Как-то она, возбуждённая разговорами о прелюдии, открыла свой ротик пошире, я увидел два ряда чёрных, совершенно ис-
178
порченных зубов. Поэтому она старалась не раскрывать рта, что было ещё обосновано тем сильнейшим «амбре», который исхо-дил оттуда при её дыхании.
– Всё! – подумал я, – пропадаю как швед под Полтавой! Надо что-то придумать. И я решил подробно узнать у Розочки, что та-кое этот её любимый куннилингус.
Но когда она начала подробно расписывать, что это такое и как он исполняется, я не выдержал и резво забежал в туалет. Очи-стив желудок, я немного отрезвел и стал искать повод избавиться от акта с Розочкой, даже без этой чёртовой прелюдии.
– Роза, что ты говоришь, ведь это же разврат! Видишь, меня даже вырвало от этого, неужели кто-нибудь так делает? (Не верю, что тебе это кто-нибудь делал и остался в живых! – так и подмывало меня высказаться в такой форме). – Нет, заключил я, – наверное, нам не суждено стать любовниками – ты слишком изощрена для меня, а я слишком примитивен для тебя! С твоего позволения давай поспим хоть в одной койке, но «вальтом» – друг с другом рядом – пояснил я, чтобы она не подумала чего-нибудь другого.
Роза вздохнула и согласилась. Я лёг на койку «вальтом» и экс-тренно заснул, чтобы меня насильственно не подвергли куин-нилингусу. В семь утра я разбудил Розочку – нет, не поцелуем, а включением света, и сказал, что мне пора на работу. Роза долго ворчала, потом закурила, встала, оделась, сходила в туалет, ещё поворчала и вышла во двор. Я указал ей, на двери Серёгиного флигеля, где осталась её верхняя одежда.
– Спешу я, иначе позавтракали бы вместе, – оправдывался я. Розочка ушла, даже не попрощавшись. Всё, что ни делается,
всё к лучшему! – подумал я и залёг досыпать. Днём я высказал все свои претензии Серёге.
– Что это твоя Зинка хочет, чтобы я импотентом заделался? – и