Мама вашей покойной жены, оказывается, забеременела от связи с малоизвестным саратовским артистом Арнольдом Швар-цом – поволжским немцем, которых много в Саратове. Это случи-лось во время её гастролей в Саратов, она долго была в неведе-нии, а когда ничего уже нельзя было сделать, это в смысле аборта, то пришлось рожать. Конечно же, в тайне от мужа, известного человека, который всё это время был в загранкомандировке. Но это всё вы, наверное, и без меня знаете, а я только вчера узнал по телефону. Отец Веры был на двадцать, если не больше лет, млад-ше Вериной мамы, да он не был ей парой, ни по возрасту, ни по общественному положению, ни даже по росту. Росточка он был маленького, хотя изящен и красив лицом, как ангелочек. Иначе говоря, бросила его Верина мама, но что родилась дочка, сооб-щила, да и что Верой её назвали, тоже. Как ни порывался Арнольд
200
увидеть свою дочь в детстве, но ничего не получилось – мама её держала всё в секрете.
вот, Арнольд Шварц, встречается как-то на отдыхе в Кры-му с моей племянницей – дочерью моей сестры Розы – Аллой
они влюбляются друг в друга. До такой степени, что решают пожениться. Арнольд в своём Саратове жил в переполненной квартире, хотя сам женат так и не был. А моя Алла жила с мате-рью в неплохих условиях, отец у неё умер, мать моя племянница Роза – второй раз замуж не вышла. Вот и поженились Арнольд с Аллой, поселились в Москве, и вскоре родили дочку. Парой они были неплохой, хотя Арнольду уже было около сорока лет, а Алле – двадцать пять. Но Розу больше смущало то, что Алла-то была еврейкой, а Арнольд – немцем. Хотя, услышав его фамилию, Роза решила, было, что и он еврей, но ошиблась – немец! Алла тоже была росточка небольшого, так что и дочка выросла дюймо-вочкой. Отец настоял, чтобы назвали её Верой, приводил какие угодно доводы, но что у него уже была дочь Вера, до общения с которой его не допускали, не говорил.
Конечно же, и я, – продолжал Кац, – был хорошо знаком с Арнольдом, рассказывал о нашем ресторане, про его хозяйку – дочь известной народной артистки, рождённую неизвестно от кого. Я даже подсмеивался над Арнольдом – не твоя ли это, де-скать, дочь, раз Арнольдовна? А тот отвечал, что Арнольда Швар-ценеггера, наверное, разве снизошла бы такая знаменитость до бедного Шварца, да ещё из Саратова? Арнольд так меня всё про нашу хозяйку Веру выспрашивал, даже фотографию её попро-сил показать ему. А потом как-то напросился наш ресторан по-сетить – стриптиз, говорит, его как бывшего актёра интересует. Попросил показать ему нашу хозяйку, но лично знакомиться не решился.
вдруг – Вера погибает. Конечно же, я о таком трагическом со-бытии рассказал и Алле и Арнольду, и реакция у Арнольда на это сообщение была удивительной. Он надолго задумался, странно улыбнулся и сказал фразу, которую никто не понял: «Она жива!». Его несуразную шутку никто не оценил, но Арнольд напросился прийти на прощание с Верой, и всё время, не отрываясь, смотрел
201
на покойницу, правда, и на вас тоже переводил взгляд иногда. После этого, когда мы встретились с Арнольдом, он как-то украд-кой спрашивал, меня про вас, а я и отвечал, что переживает, мол, страшно, не женится, и вряд ли женится в дальнейшем. Это уже после вашего разрыва с Никой я так сказал. И вот – такая новость! Вы с Верой решили пожениться, с первой же встречи – это про-сто удивительно, это – судьба, не иначе!
слушал этот монолог, теперь уже родственника, и думал – неужели всё в жизни предопределено заранее? С одной сторо-ны, этого не может быть, слишком много нужно условий, чтобы судьба свершилась. Сколько всего и произошло, чтобы я мог, по-сле гибели моей Веры, когда разочарование в живых женщинах, казалось, окончательно охватило меня, встретить почти точную её копию и влюбиться в неё! И эта «копия» оказывается ещё и се-строй моей Веры! С ума свихнуться можно!
Но я не стал этого делать, а только зашёл в зал и оторвал мою «маленькую Веру» от её «массового затейничества» с посетите-лями и позвал в кабинет. Предложил присесть, как несколько ра-нее это сделал в отношении меня Кац. А когда удивлённая и даже встревоженная, выражением лица, своего «дедушки Илюши», Вера присела, я её прямо спросил:
– Я говорил тебе, что ты удивительно похожа на мою покой-ную жену Веру? Говорил или нет?
– Говорил, да я и сама это заметила по фотографии! – недоу-мённо отвечала Вера.
перевёл взгляд на Каца. Тот состроил серьезное лицо и про-должил мой с Верой разговор:
– Так вот, Вера, ты, оказывается, приходишься родной се-строй той самой Вере. У тебя с ней один отец – Арнольд Шварц! Отсюда не только внешнее сходство, но и общие манеры, же-сты, мимика, где-то характер, и так далее. Так что, если вы с Же-ней поженитесь, то это, действительно, будет неким мистиче-ским возвращением твоей старшей сестры к жизни – жизни в качестве жены Жени. Я слышал, про такое «право левирата» в древней Иудее – если умирает муж, тот жену его отдают в жёны оставшемуся в живых брату покойного. Не знаю, было ли такое
202
право в отношении умершей жены, но не всё ли это равно? Мы же не в древней Иудее! Но вы, Женя и Вера, должны обязательно иметь детей! – нравоучительно заключил Кац, – хозяйка – Вера, была очень занятой женщиной, ей было не до этого. А ты, Вера, должна обязательно восполнить этот пробел в жизни! – почти приказал «патриарх» Илья Кац.
– Согласен! – быстро поддержал я «слово патриарха», – всё, Вера, посидели, а теперь поехали детей делать, как приказал нам старик Кац. И если родится сынок, дадим ему имя «Кац». А что – это нежное и красивое имя – «Котик», по-нашему, по-русски!
Мы посмеялись, выпили за новых родственников, за неотвра-тимость судьбы, за то, что Господь свёл меня как с первой, так и со второй Верой. Конечно же, помянули и мою покойную жену Веру, которую я не переставал любить, а теперь и тем более не перестану!
Весёлый и довольный нашим выбором Сергей отвёз нас до-мой на нашем УАЗе, заметив при этом, что имея такую молодую и красивую жену, неудобно возить её на таком монстре. Надо бы купить что-нибудь помоднее, Лексус или Хаммер, например. На что я ответил Сергею, что красота жены и красота автомобиля в сумме должны давать постоянную величину – чем красивее жена, тем чудовищнее должен быть автомобиль и наоборот! И хоть это было шуткой, я обещал над этим вопросом подумать. Но одно я решил твёрдо – никогда не позволю моей второй Вере сесть за руль автомобиля! Хоть убейте, не позволю!
Шёл декабрь 1999 года, скоро должен был наступить 2000 год – «миллениум», как тогда часто говорили. Это латинское сло-во обозначает рубеж между следующими друг за другом, тыся-челетиями. А для меня это ещё был и рубеж между поиском и нахождением, поиском и окончательным нахождением своей сексуальной ориентации, своего окончательного счастья. Если, конечно, в жизни бывает что-то окончательное!