Попытки выступить против необоснованных подозрений и обвинений приводили к тому, — говорил Хрущёв далее, — что протестовавший подвергался репрессиям. В этом отношении характерна история с т. Постышевым. В одной из бесед, когда Сталин проявил недовольство по адресу Постышева и задал ему вопрос: — Кто вы такой? Постышев твёрдо заявил с присущим ему окающим акцентом: — Большевик я, товарищ Сталин, большевик! И это заявление было расценено сначала как неуважение к Сталину, а потом как вредный акт и впоследствии привело к уничтожению Постышева, объявленного без всяких к тому оснований «врагом народа»»[526].
Проверить реальность последнего эпизода о разговоре Сталина и Постышева невозможно: Хрущёв никак не обозначил ни время, ни обстоятельства этой «перебранки». Зато цитату из выступления Постышева на февральско-мартовском пленуме теперь без труда можно сопоставить со стенограммой. При таком сопоставлении выясняется, что цитата, включенная в доклад Хрущёва, заимствована из правленной стенограммы февральско-мартовского пленума, хотя правка, сделанная самим Постышевым, не была существенной. Принципиальное же значение имеет тот факт, что фрагмент, использованный Хрущёвым (эта часть доклада Хрущёва была подготовлена секретарём ЦК П.Н. Поспеловым), был вырван из контекста речи Постышева, обрублен на полуслове. На самом деле Постышев заявил следующее (цитата приводится по исправленной стенограмме пленума, т.е. в том виде, в каком она прозвучала с трибуны пленума): «Я вот так рассуждаю: прошли всё-таки такие крутые годы, такие повороты были, где люди или ломались, или оставались на крепких ногах, или уходили к врагам, — период индустриализации, период коллективизации, всё-таки жестокая была борьба партии с врагами в тот период. Я никак не предполагал, что возможно пережить все эти периоды, а потом перейти в лагерь врагов. А вот теперь выясняется, что он с 1934 г. попал в лапы к врагам и стал врагом. Конечно, тут можно верить всему этому, можно и не верить. Я лично думаю, что страшно трудно после всех этих годов в 1934 г. человеку, который прошёл на крепких ногах путь ожесточённой борьбы, в 1934 г, пойти к врагам. Этому очень трудно верится. (Молотов. Трудно верить тому, что он только с 1934 г. стал врагом? Вероятно, он был им и раньше). Конечно, раньше. Я себе не представляю, как можно пройти тяжёлые годы с партией и потом, в 1934 г., пойти к троцкистам. Странно это. Какой-то у него червь был всё время. Когда этот червь у него появился — в 1926 ли г., в 1924 ли, в 1930 г., это трудно сказать, но, очевидно, червь какой-то был, который какую-то работу проделал для того, чтобы он попал в стан врагов.
Радков (ещё один из сотрудников Постышева, арестованный по обвинению в троцкизме. — О.Х.) не был троцкистом. По крайней мере, нет ни каких официальных данных за это, чтобы он где-нибудь выговор получил за троцкизм или исключался из партии, или кто-нибудь на него показывал. (Голос с места. Одесситы писали, что он был в троцкистской оппозиции в 1923 г.). Во всяком случае, может быть, теперь и пишут, но до сих пор не было никаких официальных документов о том, что он был троцкистом. Да не в этом дело, в конце концов. Тов. Сталин не так ставит вопрос, что нужно быть бдительным только к этим людям, которые когда-то перед партией имели тот или иной грех. К этим людям можно быть наиболее бдительным, но враг может и сознательно сохранять себя чистым. Вот из показаний правых мы видим, как они себя и свои кадры сохраняли, не вылезали»[527].
Приблизительно в таком духе было построено всё выступление Постышева. Понять это не трудно. На февральско-мартовский пленум Постышев приехал уже не секретарём крупнейшей республиканской партийной организации, а всего лишь секретарём одного из обкомов, к тому же лишь недавно подвергшимся публичному примерному наказанию за политическую слепоту и мягкость к врагам. Несомненно, Постышев не был согласен с новым курсом. Более других партийных руководителей он уже к началу пленума испытал на себе, чем грозит расширение репрессий. Однако никаких сколько-нибудь серьёзных «сомнений» ни Постышев, ни другие члены ЦК (кстати, так и не названные Хрущёвым) на февральско-мартовском пленуме не заявляли.