2. Вопрос о конкретной работе т. Чубаря решить в течение ближайших 2-х дней»[542]. На следующий день, 17 июня, Политбюро назначило Чубаря начальником строительства Соликамского целлюлозного комбината[543]. В Соликамске он был арестован и вскоре расстрелян.
Результаты чистки Политбюро формально закрепил XVIII съезд партии в марте 1939 г. На пленуме ЦК нового состава, собравшемся 22 марта, членами Политбюро были утверждены Андреев, Ворошилов, Жданов, Каганович, Калинин, Микоян, Молотов, Сталин, Хрущёв, а кандидатами — Берия, Шверник. Таким образом, костяк Политбюро остался прежним. Из выдвиженцев свои позиции сохранили Хрущёв и Берия. Шверник, давно занимавший второстепенные должности в партийно-государственной иерархии, получил место в Политбюро скорее в пропагандистских целях, как председатель ВЦСПС.
Тенденция к разбавлению Политбюро новыми кадрами ещё раз проявилась два года спустя. В феврале 1941 г. кандидатами в члены Политбюро стали сразу три выдвиженца: Н.А. Вознесенский, Г.М. Маленков и А.С. Щербаков.
Массовые репрессии в стране, в том числе чистка Политбюро, как уже неоднократно отмечалось в литературе, были нацелены прежде всего на упрочение режима личной власти Сталина. Что касается Политбюро, то, как будет показано далее, эта цель была в значительной мере достигнута. Однако это общее утверждение оставляет открытым вопрос: почему была уничтожена лишь часть Политбюро, по какому принципу избирались жертвы террора в высшем руководстве партии? Очевидно, что судьбу того или иного члена Политбюро в годы террора решал лично Сталин, а, потому, в этом случае более чем естественен вопрос о мотивах сталинских действий.
Несомненно, что репрессии против членов Политбюро были составной частью общей «чистки» советской номенклатурной верхушки и выдвижения новых кадров. Эта массовая кадровая «революция» времён террора была предопределена многими тесно взаимосвязанными причинами и обстоятельствами. К середине 30-х годов в СССР сформировался мощный слой партийно-государственной номенклатуры, которая была одной из главных опор режима. Основу этой номенклатуры составляли члены партии с большим партийным стажем, часто дореволюционным. По разным причинам и в разной степени партийно-государственные чиновники были приверженцами Сталина. Одни поддерживали его абсолютно и безоговорочно потому, что, только благодаря Сталину и проводимому им курсу, сумели занять свои посты. Другие — потому, что Сталин вышел победителем в острой борьбе за руководство партией и в 30-е годы оставался единственной сильной фигурой, способной возглавить страну и удержать её от бунта против правящего режима. Ко второй категории относились прежде всего бывшие оппозиционеры (недавние сторонники Троцкого, Зиновьева, Бухарина и Рыкова), которые публично признали победу и «правоту» Сталина и поклялись ему в верности, получив взамен руководящие должности среднего уровня.
Несмотря на все знаки абсолютной преданности и покорности вождю, демонстрируемые чиновниками, у Сталина были основания не слишком доверяться многим из них. Старые коммунисты не устраивали Сталина уже потому, что в их глазах он не являлся абсолютно непререкаемым авторитетом. Чтобы ни говорили эти люди с высоких трибун, Сталин знал: старые партийцы хорошо помнят и о многочисленных провалах «генеральной линии» в 30-е годы; и о том, что ленинское «завещание» в какой-то момент чуть было не погубило политическую карьеру Сталина, и он удержался у власти лишь милостью Зиновьева и Каменева; и о том, как в конце 20-х годов лишь благодаря поддержке ЦК Сталину удалось победить группу Бухарина. В моменты же острых кризисов, как это было, например, во время голода 1932–1933 гг., многие руководители демонстрировали полуприкрытое недовольство сталинским руководством, даже саботировали приказы, исходившие из Москвы. По понятным причинам, менее всего Сталин и его ближайшее окружение доверяли бывшим оппозиционерам, подозревали в них затаившихся противников, готовых при благоприятных условиях взять реванш.