Вопрос о Бухарине на заседании 20 октября рассматривался в связке с сообщением руководителей ОГПУ (Агранова, Менжинского, Ягоды) о показаниях «вредителей». Политбюро приняло по этому поводу следующее решение:
«а) Сообщение ОГПУ о последних показаниях членов ЦК промпартии о террористической деятельности принять к сведению и предложить продолжить дальнейшее расследование.
б) Предложить ОГПУ вопросы о необходимых арестах согласовывать с Секретариатом ЦК. Диверсантские группы арестовывать немедленно.
в) Обязать т. Сталина немедленно прекратить хождение по городу пешком.
г) Признать необходимым в кратчайший срок перевести секретный отдел ЦК со Старой площади в Кремль.
д) Поручить т. Ворошилову ускорить дальнейшую очистку Кремля от ряда живущих там не вполне надёжных жильцов»[85].
Нетрудно заметить, что фабрикация дел о «террористических организациях», к которым якобы были причастны партийные оппозиционеры, была своеобразной репетицией политических процессов 1935–1938 гг., во время которых политические оппоненты Сталина были сначала посажены в тюрьму, а затем расстреляны. В 1930 г. всё закончилось «мирно». Бухарин в ноябре 1930 г. опубликовал в «Правде» заявление, в котором признал правильность решений XVI съезда ВКП(б), осудил всякую фракционную работу и попытки скрытой борьбы с партийным руководством (читай — Сталиным). «Террористы» из «Промпартии» получили сравнительно небольшие сроки тюремного заключения, а многие через несколько лет были амнистированы. Сталин пока не хотел и не мог идти на более решительные меры. Все провокации и «разоблачения» этого периода преследовали сравнительно скромные цели: создать условия для окончательного подавления оппозиции, запугать всех недовольных и колеблющихся. На волне «разоблачения террористических заговоров» было проведено также выведение из Политбюро Сырцова и Рыкова.
3. Смещение С.И. Сырцова и А.И. Рыкова
О своём намерении произвести перестановки в правительственном аппарате Сталин, судя по известным документам, впервые высказался в письме Молотову от 13 сентября 1930 г. «Наша центральная советская верхушка (СТО, СНК, Совещание замов), — писал Сталин, — больна смертельной болезнью. СТО из делового и боевого органа превратили в пустой парламент. СНК парализован водянистыми и по сути дела антипартийными речами Рыкова. Совещание замов… теперь имеет тенденцию превратиться в штаб…, противопоставляющий себя Ц [ентральному] Комитету партии. Ясно, что так дальше продолжаться не может. Нужны коренные меры. Какие — об этом расскажу по приезде в Москву»[86]. Через несколько дней в письме Молотову от 22 сентября Сталин высказался уже более определённо: «Мне кажется, что нужно к осени разрешить окончательно вопрос о советской верхушке. Это будет вместе с тем разрешением вопроса о руководстве вообще, т.к. партийное и советское переплетены, неотделимы друг от друга. Моё мнение на этот счёт:
а) нужно освободить Рыкова и Шмидта (заместитель Рыкова. — О.Х.) и разогнать весь их бюрократический консультантско-секретарский аппарат;
б) тебе придётся заменить Рыкова на посту ПредСНК и ПредСТО. Это необходимо. Иначе — разрыв между советским и партийным руководством. При такой комбинации мы будем иметь полное единство советской и партийной верхушек, что несомненно удвоит наши силы;
в) СТО из органа болтающего нужно превратить в боевой и дееспособный орган по хозруководству, а число членов СТО сократить примерно до 10–11 (пред [седатель], два зама, пред. Госплана, Наркомфин, Наркомтруд, ВСНХ, НКПС, Наркомвоен, Наркомторг, Наркомзем);
г) при СНК СССР нужно образовать постоянную комиссию («Комиссия исполнения») с исключительной целью систематической проверки исполнения решений центра с правом быстрого и прямого привлечения к ответственности как партийных, так и беспартийных за бюрократизм, неисполнение или обход решений центра…