Сбивая напряжение в Ивановской области, Совнарком СССР оперативно принял решение о направлении туда дополнительных продовольственных фондов. Не исключено, что ивановские события подтолкнули правительство на более решительные «либеральные» меры. В мае 1932 г. появились постановления СНК, ЦИК СССР и ЦК ВКП(б), означавшие новый поворот «генеральной линии». Значительно сократив государственный план хлебо- и скотозаготовок, правительство разрешило свободную торговлю хлебом (после завершения хлебопоставок с 15 января 1933 г.) и мясом (в случае регулярного выполнения поставок в централизованные фонды). Причём если раньше торговля ущемлялась многочисленными налогами и низкими потолками цен, то отныне приезжавшие на рынок единоличники и колхозники могли торговать по свободным ценам. Цель подобных решений была ясна. Продразвёрстка и централизованное снабжение довели страну до голода, и, вспомнив о годах нэпа, сталинское руководство обратилось к личной заинтересованности крестьян.
В весенние и летние месяцы 1932 г. политика, которую иногда называют «неонэпом», казалось, набирала силу. Одно за другим следовали постановления о недопустимости ликвидации личных подсобных хозяйств колхозников, о возвращении им ранее реквизированного для общественных ферм скота, о соблюдении законности и прекращении произвола государственных чиновников в деревне. Реальные корректировки затронули даже курс на форсированную индустриализацию. В августе 1932 г. впервые за несколько лет было принято решение о существенном сокращении капиталовложений, причём более всего сокращалось финансирование тяжёлой промышленности[126].
Однако все эти сами по себе непоследовательные меры были приняты слишком поздно. Ненадёжный спасательный круг фактически был брошен утопленнику. Осенью 1932 г. кризис приобрёл невероятные размеры.
Кризис 1932–1933 гг., главной составляющей которого был ужасный голод, унёсший несколько миллионов жизней, вновь укрепил государственно-террористическую политику в её самых жестоких формах.
Очень скоро стало ясно, что постановление о свободе торговли не сможет внести перелом в ход хлебозаготовок. Голодавшими крестьянами владела одна мысль: как пережить зиму и весну. Задавленные многолетним произволом и мало доверявшие властям, они меньше всего думали о судьбе урожая на колхозных полях. Продолжались массовые самороспуски колхозов, сопровождавшиеся, как говорилось в сводках ОГПУ, «разбором скота, имущества и сельскохозяйственного инвентаря». Наблюдалось «усиление тенденций к индивидуальному сбору урожая», «самочинный захват и раздел в единоличное пользование земли и посевов». В ряде мест вспыхивали массовые волнения, которые власти подавляли вооружённой силой[127]. Хлебозаготовки 1932 г. оказались в катастрофическом положении.
Поскольку новый урожай не принёс облегчения, многие районы страны охватила новая волна жестокого голода. В 1932–1933 гг. от голода, по наиболее достоверным подсчётам, умерло от 4 до 5 млн. человек[128]. Бесчисленные секретные сводки были переполнены сообщениями о широком распространении людоедства. Из голодающих деревень в города устремились массы крестьян и беспризорных детей. Страну охватили эпидемии, причём не только сельские местности, но и относительно более благополучные промышленные центры. В ноябре 1932 г., например, свыше 160 случаев заболеваний сыпным тифом в день фиксировали в Ленинграде[129]. В 1932–1933 гг. в СССР было зарегистрировано более 1,1 млн. случаев заболевания сыпным тифом и более 0,5 млн. — брюшным тифом[130].
Как ни старались власти поддерживать высокие темпы промышленного производства, бросая на это последние резервы, глубокий кризис охватил и индустриальные отрасли. Даже по официальным оценкам, производительность труда в 1932 году практически не росла. Себестоимость же промышленной продукции превзошла те размеры, которые могла выдержать обескровленная страна.
Перечислением подобных фактов и описанием ужасающих бедствий, обрушившихся на СССР, можно заполнить ещё не один десяток страниц. В мирное время, более чем через десять лет после завершения кровопролитных войн, Советский Союз оказался в положении, напоминавшем военную разруху.
128
См.: The economic transformation of the Soviet Union, 1913–1945. Ed. by Davies R.W., Harrison M. and Wheatcroft S.G. Cambridge University Press, 1994. P. 74–76.