Кейтель позже отмечал: «Мы были необычайно счастливы, что дело не дошло до военного столкновения, потому что… всегда полагали, что у нас недостаточно средств для преодоления пограничных чешских укреплений. С чисто военной точки зрения у нас не было сил брать штурмом чешскую оборонительную линию». Сам Гитлер говорил: «То, что мы узнали о военной мощи Чехословакии после Мюнхена, ужаснуло нас – мы подвергали себя большой опасности… Только тогда я понял, почему мои генералы меня удерживали».[378] Манштейн: «если бы началась война, то ни наша западная граница, ни наша польская граница не могли быть защищены должным образом. Не вызывает сомнений, что если бы Чехословакия решилась защищаться, то ее укрепления устояли бы, так как у нас не было средств для их прорыва».[379] А. Шпеер: «Всеобщее удивление вызвали чешские пограничные укрепления… Взять их при наличии упорного сопротивления было бы крайне нелегко и стоило бы много крови».[380] Слова Гальдера подводили итог этим признаниям: «Для тех кто был в курсе дел, наши стратегические планы в отношении Чехословакии были ничем иным, как пустым блефом».[381]
– В самой Германии никто не горел желанием развязать войну. «Невозможно поверить, что английский и французский генеральные штабы и правительства этих стран, – отмечал Ширер, – не знали о нежелании генерального штаба сухопутных войск участвовать в европейской войне».[382] Информация об этом поступала прямо к Даладье и Чемберлену. Население Германии также не испытывало воодушевления по поводу военных приготовлений. 27 сентября для поднятия боевого духа населения Гитлер приказал провести в Берлине парад моторизованной дивизии. По словам У. Ширера затея потерпела полный провалил: «Моему взору рисовалась одна из картин 1914 года, когда ликующие толпы на этой же улице осыпали марширующих солдат цветами, а девушки поцелуями… Но сегодня люди ныряли в подземку – они не желали смотреть на все это. На обочине стояла молчаливая кучка людей… Это была самая поразительная антивоенная демонстрация, которую когда-либо мне приходилось видеть…».[383]
Один из лидеров заговорщиков, Я. Шахт, давая показания на Нюрнбергском процессе, говорил: «Случилось невероятное – Чемберлен и Даладье летели в Мюнхен. Наше выступление было обречено. Несколько часов я еще полагал, что мы можем выступить. Но Вицлебен быстро доказал мне, что войска не захотят идти против победоносного фюрера… Чемберлен спас Гитлера».[384] По словам Р. Картье: «Мюнхен был не только победой Германии над Чехословакией, но также победой Гитлера над Главным штабом».[385] С этого времени генералы выполняли приказы Гитлера беспрекословно. Йодль в 1938 г. с восторгом писал в дневнике: «Остается надеяться, что Те, кто не верил в его гений, теперь переубеждены навечно».[386] Ширер констатировал «Фанатичное желание Чемберлена дать Гитлеру то, чего он хотел… спасли Гитлера, укрепили его позиции в Европе».[387] Мало того Мюнхен был очевидно и победой Гитлера над самим собой.
Гитлер признавал, это в феврале 1945 г. размышляя о прошлом: «Надо было начинать войну в 1938 году. Это был бы для нас последний шанс локализовать ее. Но они во всем уступали, как трусы выполняли все наши требования. Было действительно трудно взять на себя инициативу и перейти к военным действиям. В Мюнхене мы упустили уникальную возможность».[388]
«Как случилось, что главы правительств Англии и Франции принесли в Мюнхене в жертву жизненные интересы своих стран? – вопрошал У. Ширер, – В поисках ответа на эти вопросы мы сталкиваемся с тайной мюнхенского периода, которая до сих пор не раскрыта. Даже Черчилль, особенно скрупулезный в военных вопросах, едва касается этой темы в своих объемистых мемуарах».[389]
Попытка раскрыть секрет тайны, была сделана за четыре года до приезда Чемберлена в Мюнхен. В 1934 г. в Лондоне увидела свет первая книга «Гитлер над Европой» Э. Генри,[*28] после чего автор попал в черный список гестапо.[*29] Э. Генри попытался сделать прогноз развития внешней политики Германии на ближайшие годы, при этом он отмечал: «Мы не просим никого верить нам на слово. Это не фантазия, не теоретическое рассуждение. Возьмите политическую, стратегическую и экономическую карту Европы, наполните ее имманентной динамикой фашизма и подумайте об этом сами».[390] Данное заявление удовлетворило далеко не всех, например, У. Лакера, который отрицает наличие объективных законов развития и отмечает, что Э. Генри был членом компартии Германии… – разве можно верить коммунисту? Для равновесия приведем мнение еще одного человека, весьма далекого от симпатий к коммунизму – 3. Бжезинского, по словам, которого (сказанным правда по другому поводу, но отражающим его взгляд на предмет дискуссии): «железные законы политической теории и истории указывают на неизбежное столкновение и конфликт».[391] То же, что Э. Генри был коммунистом, в данном случае является лишь дополнительным плюсом, поскольку его мнение отчасти отражает те настроения, которые господствовали в то время в правящих кругах Коминтерна и СССР и предопределяли их политику.[*30]
380
Шпеер А. Воспоминания. Смоленск, Русич, 1998, с. 153-154 (Грызун В…, с. 99, примечание 1).
391
Brzezinsky Zb. And Mearsheimer J. Clash of Titans («Foreign Policy» January/February 2005, p. 21) (Уткин А. Месть за Победу… с. 371.)