Наиболее распространенным и наиболее влиятельным было в середине XIX столетия сочинение француза Бастиа о «народной экономической гармонии». Бастиа отвергает всякое вмешательство государства в свободу экономической конкуренции, ибо «справедливые» интересы сами собой согласуются: «Предоставляйте людям работать, — говорил он, — обмениваться, учиться, ассоциироваться, взаимодействовать, ибо, по естественному закону, из их предусмотрительных стремлений сами собой должны вытекать порядок. Согласие и прогресс благоденствия». Свободная конкуренция индивидуумов и нации в его глазах представляет великий естественный закон и принцип усовершенствования, неразрушимый, как все великие естественные законы. «Личный интерес, — говорит он, — есть та непреодолимая сила, которая двигает индивидуумов от одного прогрессивного шага к другому и в то же время побуждает их и к тому, чтобы извлекать пользу из этих шагов лично для себя; конкуренция же — это другая, столь же непреодолимая сила, которая овладевает каждым успехом, чтобы из владения отдельных лиц создать общее благо всего человечества. Эти обе силы можно в отдельности критиковать, но во взаимодействии же своем они составляют основание гармонии общества.
Все либеральные партии заключили эти идеи в свои экономические программы, как бы сильно ни отклонялись они друг от друга в прочих отдельных политических вопросах. Так, программа национально-либеральной партии требует решительной защиты существующего промыслового законодательства и покоящейся на нем экономической свободы против реакционных нападок. В вопросах же защитительных пошлин и свободной торговли партия эта предоставляет своим сочленам свободу мнений. Германская же свободомыслящая партия требует борьбы с государственным социализмом, равно как и с мерами, направленными к опеканию и стеснению промышленной жизни и сношений, свободы занятий и свободы передвижения».
Теория «гармонии общества» между государствами и индивидуумами есть односторонняя идеологическая абстракция. Уже Рикардо должен был сознаться, что замена человеческой рабочей силы машинами была часто убыточна для интересов рабочего класса, а Мальтус подтвердил, что при системе свободной конкуренции нужда, бедность и нищета низших слоев населения — неизбежны. Кто может, кроме того, решить, в чем заключаются «справедливые интересы» и «предусмотрительные стремления», которые сами собой должны вести к порядку и согласию? Об этом различные группы думают различно, и доказательством служит то, что не справедливость и не благоразумие, но отношения силы и власти управляют обществом, и не только гармония, но и эксплуатация одних другими составляет естественный закон общества.
Социальная история цивилизации показывает, что самые либеральные принципы осуществлялись только временно и только частично даже в странах, где их свободному развитию не противостояли никакие непреодолимые препятствия и где феодальные, цеховые и государственные оковы были вполне разбиты. Свободная конкуренция как отдельных индивидуумов, так и наций, должна была испытать на себе государственные ограничения посредством социальной защиты группы или целого внутри и с внешней стороны.
Либеральная теория предполагает, что каждый покупатель является знатоком всех товаров. Но при многообразии товаров и переменчивости условий их производства «честность и доверие» становятся недостаточными, и должна появиться государственная защита. Во всех государствах имеются поэтому законы для защиты клейма и рисунка против фальсификации пищевых продуктов и «нечистой» конкуренции, которая, как пишет Ю. Кохлер, скрывается, как протей, под разными формами и как раз избегает тех, которые наказуются законом для того, чтобы путем бесчисленных маскирований лишить честную торговлю плодов ее добросовестных усилий.[382] Что тут нет никакого преувеличения, это подтверждает криминальная статистика, которая указывает, что с обострением конкуренции число наказаний за обман возрастает шаг за шагом.