Во-вторых, Бухарину и Рыкову было предъявлено обвинение в том, что они не отказывались от своих политических, враждебных Советской стране убеждений, и стояли на платформе капиталистической реставрации в СССР.
И, в-третьих, их обвиняли в том, что для достижения поставленных ими целей по свержению сталинского руководства они пошли на прямой блок с троцкистами, зиновьевцами, «леваками», эсерами, меньшевиками и со всеми остальными фракционными группировками, которые были разгромлены давным-давно. В блоке со всеми врагами Советского Союза они перешли к методу террора, организуя вооруженное восстание, к методам вредительства[904].
Было совершенно очевидно, что Сталин, нагромоздив целую кучу обвинений, не оставлял для своих поверженных противников даже малейшего намека на возможность как-то выйти из положения. На политическом горизонте не просматривался никакой компромисс. Это видно хотя бы из обмена репликами между Сталиным и Рыковым, когда вождь упрекал последнего в отказе признать свою вину и честно во всем признаться. Вот как все это выглядело:
«Сталин. Есть люди, которые дают правдивые показания, хотя они и страшные показания, но для того, чтобы очиститься вконец от грязи, которая к ним пристала. И есть такие люди, которые не дают правдивых показаний, потому что грязь, которая прилипла к ним, они полюбили и не хотят с ней расстаться.
Рыков. В такие моменты, при этих условиях, в которых я сейчас, просто для того, чтобы выйти из этого тупика, скажешь то, чего не было.
Сталин. Вы голову потеряли. Какая корысть?
Рыков. Что, что?
Ворошилов. Какой интерес?
Сталин. Выгода какая нам?
Рыков. Я говорю, что тут просто непроизвольно скажешь то, чего не было.
Сталин. Мрачковский, Шестов, Пятаков — они хотели освободиться от грязи, в какую попали, чего бы это ни стоило. Все-таки таких людей нельзя ругать, как тех, которые дают неправдивые показания, потому что привыкли к грязи, которая к ним пристала.
Рыков. Это верно. Теперь мне совершенно ясно, что ко мне будут лучше относиться, если я признаюсь, мне совершенно ясно, и для меня будет окончен целый ряд моих мучений, какой угодно ценой, хоть к какому-то концу. (Постышев. Чего ясно? Какие мучения? Изображает из себя мученика.) Я извиняюсь, на это не нужно было ссылаться»[905].
Читая стенограмму февральско-мартовского пленума, невольно ловишь себя на мысли, что все это смахивает на плохой детектив. Столько здесь налеплено сюжетов, противоречащих один другому! Столько страстей и еще больше лицемерия, проявленного теми, кто вел расследование. Но это был не детектив, а тщательно продуманная и отрежиссированная рукой опытного мастера политическая операция. Сталин все время апеллировал к признаниям, полученным органами НКВД от тех, кого арестовали раньше и кто уже полностью капитулировал под мощным прессом давления государственной машины, на астрономическую величину которой в свое время обращал внимание вождь. Устоять против этой машины, по его мнению, было невозможно. Достойно внимания и то, что Сталин считал работу чекистов честной, не вызывающей сомнений, хотя и допускал возможность некоторых преувеличений. И что самое удивительное — абсолютно неоспоримым доказательством он расценивал данные, полученные в результате очных ставок. Как будто сами эти очные ставки нельзя соответствующим образом подготовить и заранее принудить их участников давать заведомо ложные показания. В виде иллюстрации я приведу пассаж взятый из стенограммы.
«Сталин. На последней очной ставке мы не только Бухарина привлекли, но и известного военного работника Пугачева проверили. Ведь очная ставка отличается тем, что обвиняемые, когда приходят на очную ставку, то у них у всех появляется чувство: вот пришли члены Политбюро, и я могу здесь рассказать все в свое оправдание. Вот та психологическая атмосфера, которая создается в головах арестованных при очной ставке. Если я мог допустить, что чекисты кое-что преувеличивают, — таков род их работы, что они могут допустить некоторые преувеличения, я в искренности их работы не сомневаюсь, но они могут увлечься, но на последней очной ставке, где было полное совпадение старых протоколов с показаниями в нашем присутствии, я убедился, что очень аккуратно и честно работают чекисты.