Об этом он не преминул сказать и в своем докладе: «Необходимо разбить и отбросить прочь гнилую теорию о том, что с каждым нашим продвижением вперед классовая борьба у нас должна будто бы все более и более затухать, что по мере наших успехов классовый враг становится будто бы все более и более ручным.
Это не только гнилая теория, но и опасная теория, ибо она усыпляет наших людей, заводит их в капкан, а классовому врагу дает возможность оправиться для борьбы с Советской властью.
Наоборот, чем больше будем продвигаться вперед, чем больше будем иметь успехов, тем больше будут озлобляться остатки разбитых эксплуататорских классов, тем скорее будут они идти на более острые формы борьбы, тем больше они будут пакостить Советскому государству, тем больше они будут хвататься за самые отчаянные средства борьбы как последние средства обреченных»[921].
Новым нюансом в докладе вождя была следующая идея — враги всех мастей обычно приурочивают главную свою вредительскую работу не к периоду мирного времени, а к периоду кануна войны или самой войны. Что из этого следует, понять мог каждый. Репрессивная политика, таким образом, выступала как один из важных факторов подготовки страны к неизбежной войне. Здесь необходимо сделать оговорку, что данная мысль Сталина, на первый взгляд, довольно тривиальная, в действительности была в то время актуальной. Думается, что логика в его заявлении была обоснованной, вне зависимости от той общей критической оценки, которую мы даем его репрессивной политике в целом.
Другим важным аспектом, на который в докладе было обращено особое внимание, был вопрос о подготовке кадров, способных заменить те, которые были в наличии. Для пущей убедительности вождь (видимо, подражая Ленину) завел речь о том, что и он, как и другие соратники, находится чуть ли не на пороге ухода с политической арены и ему нужна тоже смена: «Я говорил в докладе, повторяю здесь, что мы, старики, члены Политбюро, скоро отойдем, сойдем со сцены. Это закон природы. И мы бы хотели, чтобы у нас было несколько смен, а для того, чтобы дело организовать, надо теперь же заняться этим, дорогие товарищи, первые секретари обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий, и в международные и внутренние дела впутаться как следует, вместе с нами»[922]. Но это было сказано скорее всего для демонстрации своей демократичности и придания большей убедительности постановке вопроса о подборе новых кадров.
Сталин аргументировал это так: «В составе нашей партии, если иметь в виду ее руководящие слои, имеется около 3–4 тысяч высших руководителей. Это, я бы сказал, генералитет нашей партии. Далее идут 30–40 тысяч средних руководителей. Это — наше партийное офицерство. Дальше идут около 100–150 тысяч низшего партийного командного состава. Это, так сказать, наше партийное унтер-офицерство… Прежде всего необходимо предложить нашим партийным руководителям — от секретарей ячеек до секретарей областных и республиканских партийных организаций — подобрать себе в течение известного периода по два человека, по два партийных работника, способных быть их действительными заместителями. Могут сказать: а где их достать, двух заместителей на каждого, у нас нет таких людей, нет соответствующих работников. Это неверно, товарищи. Людей способных, людей талантливых у нас десятки тысяч. Надо только их знать и вовремя выдвигать, чтобы они не перестаивали на старом месте и не начинали гните. Ищите да обрящете»[923].
Здесь обращает на себя внимание (естественно, помимо выражения, взятого из Священного писания — тут сказывался Сталин-семинарист) то, что подбор заместителей был поставлен в качестве глобальной общесоюзной задачи. Значит, где-то в глубине души вождь сознавал, что масштабы развернутой им чистки будут грандиозными и вовлекут в свою орбиту все звенья партийного, советского и хозяйственного руководства. Разумеется, он это только имел в виду, но никак не выдал своих замыслов. В заключение своего доклада он выразил уверенность в том, что поставленные пленумом задачи будут выполнены. Для этого, по его словам, нужно только ликвидировать свою собственную беспечность, свое собственное благодушие, свою собственную политическую близорукость.
Такова была целостная и, надо сказать, по-своему последовательная и выверенная, программа действий на ближайшее время. Как определить временные границы реализации намеченного, вождь, видимо, в то время не знал и сам. Он исходил из того, что время само определит эти границы.