Лично я полагаю, что версия, представленная Троцким, гораздо ближе к истине, чем та, которую защищал сам Сталин и другие лица, причастные к этому эпизоду.
Сталин, исходя из своих соображений, конечно, отрицал сам факт официального предложения о выпуске единственного номера газеты со статьей Ленина. Через несколько месяцев, когда этот эпизод в ходе партийной дискуссии стал предметом обсуждения, Сталин дал такой письменный ответ: «Вопрос о напечатании статьи Ильича вообще возник на заседании Политбюро в связи с той тревогой, которая была вызвана среди членов ЦК фразой в статье Ильича о расколе в ЦК. Члены Политбюро справедливо полагали, что фраза Ильича о расколе в ЦК может породить в партии тревогу за целость ЦК, ввиду чего необходимо одновременно с напечатанием статьи Ильича разослать местным организациям специальный циркуляр о том, что фраза в статье Ильича о расколе касается возможных перспектив в будущем, а не настоящего положения в партии и ЦК, что опасаться за раскол в данную минуту нет оснований. Именно поэтому и было принято Политбюро не одно, а два решения: а) немедля сдать в печать статью Ильича; б) разослать всем местным организациям письмо ЦК за подписями всех наличных членов Политбюро и Оргбюро с разъяснением о том, что нет оснований опасаться раскола в партии и ЦК. Это письмо ЦК было в тот же день отправлено организациям в шифрованном виде»[1101].
И, наконец, чтобы подвести черту под этой сложной закулисной (и надо прямо сказать, грязной) борьбе, которая происходила вокруг последних ленинских писем и статей, вкратце коснусь судьбы письма по вопросу об автономизации. В апреле 1923 года накануне открытия XII съезда партии личный секретарь Ленина Фотиева направила Сталину следующее письмо:
«16 апреля 1923 г.
Секретно т. Сталину
Прилагаемая статья т. Ленина была написана им 31/XII— 22 г. Владимир Ильич предполагал ее опубликовать, так как на мой вопрос, заданный ему незадолго до его последнего заболевания, не считает ли он нужным опубликовать эту статью — он сказал — да, я думаю ее опубликовать, но несколько позже.
Владимира Ильича сильно волновал национальный вопрос и он готовился выступить по нему на партсъезде, а в этой статье его точка зрения по данному вопросу выражена очень ярко.
На основании вышеизложенного я считаю своим партийным долгом довести до Вашего сведения эту статью, хотя и не имею формального распоряжения Владимира Ильича.
Ранее сделать этого не могла, т. к. сначала не было еще вполне очевидно, что Владимир Ильич не сможет сам выявить свою волю в этом отношении до съезда, а последние 2½ недели я была больна и сегодня первый день на работе.
Просьба вернуть статью, т. к. посылается тот единственный экземпляр, который имеется в архиве Владимира Ильича.
16/17 23 г.
Л. Фотиева.»[1102]
Какова же была реакция Сталина на это? На письме имеется пометка Л.А. Фотиевой: «Не послано, т. к. т. Сталин сказал, что он в это не вмешивается»[1103].
Реакция весьма многозначительная. Сталин, конечно, знал по своим каналам содержание ленинского письма, но предпочел как бы остаться в стороне, чтобы не демонстрировать свою явную заинтересованность, а тем более обеспокоенность. К тому времени расстановка сил в узком кругу руководства уже определилась и он мог не испытывать серьезных опасений за свое будущее. Позиции его были достаточно прочными, чтобы их могло серьезно поколебать письмо парализованного вождя. К тому же, он имел в своем запасе и достаточные контраргументы, и они могли быть использованы им на предстоявшем съезде партии. Лишний раз демонстрировать перед коллегами по руководству, что он встревожен и озабочен критическими высказываниями в его адрес — значило, по его вероятному мнению, проявить слабость и уязвимость своих в целом прочных политических позиций. Такая его реакция представляется мне вполне логичной и оправданной.
Эти расчеты Сталина (если, разумеется, они были таковыми) полностью оправдались. 18 апреля 1923 года, на следующий же день после открытия съезда, президиумом съезда была решена судьба ленинского письма по национальному вопросу. Вердикт был таков: