Что касается трактовки пакта в исторической литературе и в средствах массовой информации в нашей стране, то в разное время, в зависимости от политической конъюнктуры, он трактовался по-разному. Причем диапазон вариаций самой трактовки был более чем велик. В сталинские времена он, естественно, преподносился крайне односторонне – только как единственно правильный, «мудрый» внешнеполитический шаг Советского правительства в сложившейся тогда обстановке. Затем, после XX съезда КПСС и с началом хрущевской оттепели, советские авторы стали высказывать и другие, порой диаметрально противоположные мнения о договоре. Его уже перестали считать «мудрым» и «единственно правильным». В годы перестройки и последовавшего за ней всеобщего разгула вседозволенности во всех сферах, в том числе и в научной, стали издаваться исследования, лавиной хлынул поток публикаций в исторических, популярных литературных и иных журналах, в газетах, в электронных средствах массовой информации на тему о пакте Риббентропа – Молотова. Причем характер и направленность всех этих материалов приобрели однозначно критический, негативный характер. Договор изображался только как зловещий акт, причинивший нашей стране и всему миру непоправимый вред. При этом Сталин представлялся не только как пособник гитлеровской агрессии, но и чуть ли не в роли невольного организатора мировой войны. Ясно, что авторы подобных публикаций исходили из политических конъюнктурных соображений, а не из той реальности, которая была при его заключении. Надо ли говорить о том, что они руководствовались соображениями, вырванными из контекста времени.
Что касается западных исследований, то здесь четко обнаруживаются два главных направления. Одни пытались и пытаются объективно разобраться во всей совокупности чрезвычайно сложных событий того времени и, не упрощая картину, дать такую оценку пакту, которая бы отражала не заранее заданные параметры выводов и обобщений, а давала честный и объективный ответ на вопрос, что побудило Сталина пойти на этот шаг и насколько он был продиктован беспристрастным анализом сложившейся ситуации, а не только стремлением Сталина найти себе союзника в лице Гитлера для продвижения в жизнь своих внешнеполитических целей.
Другие, следуя проторенными путями пресловутой советологии, безоговорочно осуждают данный шаг Сталина, относят его к откровенным попыткам нанести удар в спину западным демократиям. Иными словами, они всеми способами стремятся доказать, что Сталин и его политика играли роль локомотива, двигавшего Европу ко второй мировой войне. При этом вне поля их внимания остаются предвоенные шаги западной дипломатии, своими близорукими действиями фактически открывшими зеленый светофор для гитлеровской агрессии. Конечно, предвоенная политика западных демократий не берется ими под безоговорочную защиту, ибо это было бы прямым беспределом в историческом исследовании прошлого. Высказываются поэтому отдельные критические замечания и в адрес западной политики того времени. Однако все это делается как бы мимоходом, без должной и крайне важной для уяснения смысла происходившего тогда критической оценки.
Образчиком, скажем так, противоречивой и вместе с тем достаточно тенденциозной оценки причин, приведших мир к войне, могут служить суждения такого крупного дипломата и политика, а также исследователя советской истории, каким был Дж. Кеннан. В своей книге, посвященной истории Советской России при Ленине и Сталине, он писал: «Мы имели возможность наблюдать за большими ошибками, которые были сделаны со стороны Запада в годы, приведшие к 1937 году: союзническая политика требования безоговорочной капитуляции (имеется в виду Германии – Н.К.) в первой мировой войне, пренебрежительное обращение с Веймарской республикой и отсутствие в Лондоне и Париже воли и желания противостоять Гитлеру позволили последнему безнаказанно занять Рейнскую область. Мы видели воздействие всего этого на возможность создания антигитлеровской коалиции, разочарование, которое эта слабость породила в тех людях в Москве, кто, подобно Литвинову, искренне желал того, чтобы такая коалиция воплотилась в жизнь. Но мы видели также, что немногие в сталинской России были способны стать партнером в такой коалиции и насколько больным человеком был Сталин, как он боялся воздействия на его собственный режим такого сотрудничества с Западом… и как все это в совокупности, воздействовало самым противоречивым образом на его (Сталина – Н.К.) качества как союзника и способность России противостоять гитлеровской мощи. Если не упускать из виду все эти факторы, можно убедиться в том, что к 1937 году все компоненты столь огромной трагедии, все осложнения грядущей драмы были налицо. Западные демократические государства умудрились противопоставить себя в одно и то же время двум мощным противникам – один находился в Берлине, другой в Москве»[47].
47