«Расспросные речи» Войтеха, по мнению Смирнова, дают «богатейший материал для выяснения политической обстановки в Москве в первый год после смерти Василия»: «А поведает, иж на Москве старшими воеводами (который з Москвы не мають николи зъехати): старшим князь Василий Шуйский, Михайло Тучков, Михайло Юрьев сын Захарьина, Иван Шигона, а князь Михайло Глинский, тыи всею землею справують и мають справовати до лет князя великого; нижли Глинский ни в чом ся тым воеводам не противит, але што они нарадят, то он к тому и приступает, а все з волею княгини великой справують. А князь Дмитрий Бельский, князь Иван Овчина, князь Федор Мстиславский тыи ж теж суть старшим при них, але ничего не справують только мають их з людьми посылати, где будет потреба…»[126] И. И. Смирнов полагал, что в своих показаниях Войтех отмечал состав Регентского совета, который управлял страной. Правда, из 10 опекунов Войтех назвал только пять, но и этому обстоятельству И. И. Смирнов находит объяснение. Трое из них не были боярами: казначей П. И. Головин, дьяки Меньшой Путятин, Федор Мишурин. Пропуск Ивана Шуйского понятен, потому что Войтех упоминает его брата Василия Шуйского. М. С. Воронцов в это время находился в Новгороде и поэтому не мог быть назван Войтехом в перечне опекунов[127]. Из рассуждения И. И. Смирнова осталось непонятным, однако, почему при такой категорической оговорке источника, относившейся к опекунам — «которые з Москвы не моют николи зъехати», — М. С. Воронцов постоянно находился в Новгороде. Как опекун он должен был, по расспросным речам и построению И. И. Смирнова, безвыездно оставаться в Москве и выполнять свои прямые регентские обязанности.
А. А. Зимин, замечая, что выводы И. И. Смирнова неубедительны, писал: «Не может подкрепить гипотезу о "регентском совете" и ссылка И. И. Смирнова на показания польского жолнера Войтеха, ибо среди 6 названных Войтехом "старших воевод" нет И. В. Шуйского и М. С. Воронцова, но зато он упоминает князей Д. Ф. Бельского, Ивана Федоровича Телепнева-Оболенского и Федора Ивановича Мстиславского ("Тыи теж суть старшими при них"), которых не знает рассказ о событиях 3 декабря»[128]. Сильным аргументом И. И. Смирнова в пользу гипотезы о существовании Регентского совета явилось сочинение С. Герберштейна. Имперский посол дружил с М. Л. Глинским и был неплохо осведомлен о его личных делах. Герберштейн писал, в частности: «Он (Глинский. — А. Ю.) поименован был в числе прочих князей в завещании государя и в конце концов был назначен опекуном своих племянников, Иоанна и Георгия»[129]. Из этого важного свидетельства источника следует, что М. Л. Глинский был «поименован» в завещании среди «прочих князей». Однако какие у нас основания считать, что «прочие князья» — это те бояре (и не только бояре, но и казначей, дворецкий, дьяки), которым по тексту официальной летописи государь «приказывал» наследника? Новое объяснение противоречивых фактов дал А. А. Зимин. Он считал, что Василий в своем завещании не упоминал ни о каком Регентском совете, «это было предметом его последующих устных заявлений». В обоснование своей точки зрения он ссылался на духовные Василия Темного и Ивана III, где нет упоминания ни о каких советах. И. И. Смирнов, однако, возражал ему: в момент составления этих духовных как наследник Василия II, так и наследник Ивана III не нуждались ни в каком совете. Духовная же великого князя Василия Дмитриевича «включает в себя пункт, которым великий князь "приказывает" своего малолетнего наследника определенной группе лиц»[130].
128