Подытоживая сказанное об удельном князе Юрии Дмитровском, нужно ещё раз остановиться на его отношениях с Василием III. По словам А. М. Курбского, Василий III повелел «заповедающе жене своей и окаянным советником своим, скоро по смерти своей убити его (Юрия. — А. Ю.), яко и убиен есть»[291]. Написать об этом прямо, разумеется, Василий III не мог. Иначе звучат слова Курбского, когда становится известным, какую роль при малолетнем наследнике играли близкие родственники умершего великого князя. Юрий был отстранён от составления завещания, а значит, и не был опекуном.
Такая акция великого князя была расценена московским боярством и опекунами великого князя как знак, разрешающий расправу над Юрием.
Удельный князь, видимо, догадывался о грозящей ему опасности. Многие его дворяне советовали ему вернуться в Дмитров: «…а здесе тебе жить, и нас слухы доходят, кое, государь, тебе быти одноконешно пойману», — говорили они[292]. Летопись изображает Юрия как человека верного и преданного великому князю, «…и мне как крестное целование преступити? — спрашивает Юрий, — готов есми по своей правде и умереть». Однако Юрию в этот момент нельзя было выезжать из Москвы: по обычаю нужно было дождаться «сороковин», т. е. сорокового дня после смерти Василия. Отъезд Юрия из столицы рассматривался бы как враждебный акт, означал бы начало открытой борьбы, к которой он, видимо, не чувствовал себя готовым.
§ 2. Политический статус Елены Глинской
При изучении событий периода правления Елены Глинской уделялось внимание главным образом различным аспектам внутренней политики правительства: денежной реформе, иммунитетной политике, строительству новых городов и крепостей и т. д.[293] Неисследованным, однако, оказался вопрос о политическом статусе Елены Глинской как регентши при малолетнем Иване IV.
С. М. Соловьев как-то верно подметил двойственность положения матери юного великого князя, но не развил свои мысли: «Грамоты давались от имени великого князя Иоанна; при описании посольских сношений говорится, что великий князь рассуждал с боярами и решал дела; но это всё выражения форменные; после этих выражений встречаем известия, что всё правление было положено на великой княгине Елене, видим также, кто был главным её советником: желая мира, литовский гетман Радзивилл отправлял послов к боярину конюшему, князю Овчине- Оболенскому»[294].
В литературе не обращалось внимание на то, какой формулой обозначался политический статус Елены Глинской и в каких источниках он отразился. Правильно заметил С. М. Соловьев, что в «грамотах» упоминается только Иван, а при «описании посольских сношений говорится, что великий князь рассуждал с боярами и решал дела». Формула регентства, выражавшая политический статус Елены Глинской, имела ограниченное распространение в источниках. Она присутствует в летописях и некоторых документах официального и полуофициального характера, отсутствует же в публично-правовых актах и документах, связанных с внешней политикой государства. Происхождение этой формулы, её тенденция, связь с конкретной политической борьбой — вот те вопросы, которые пытается решить автор в настоящей главе.
В последнее время повысился интерес к терминологическим исследованиям и, в частности, к изучению титулатуры. В ряде работ советских и зарубежных исследователей[295] под различными углами зрения изучается великокняжеская титулатура, её связь с конкретными внутриполитическими и международными обстоятельствами. Так, А. Л. Хорошкевич в статьях, посвящённых истории великокняжеской титулатуры в XIV–XV вв., показала связь изменений в титуле удельных и великих князей с процессом объединения и начавшейся централизации Русского государства[296]. С. М. Каштанов, изучая иммунитетную политику конца XV в., отдельно выделял «вопрос о политическом статусе наследников Ивана III», исследуя же внутреннюю политику Ивана Грозного в период «великого княжения» Симеона Бекбулатовича, он специально останавливался на особенностях титулатуры Ивана IV[297]. X. Ловмяньский попытался определить место и время присвоения титула «всея Руси» русскими князьями[298]. В. А. Кучкин обратился к истории великокняжеского титула в конце XV в. в связи с передатировкой написания Буслаевской псалтири[299]. Я. С. Лурье проанализировал великокняжеский титул в начале феодальной войны XV в.[300] Бегло этой темы касались А. А. Зимин и Л. В. Черепнин[301]. С обобщающей статьёй по истории владельческого титула московских великих князей с середины XV до первой четверти XVI века выступила недавно болгарская исследовательница И. Й. Илиева[302].
293
296
297
298
299
300
301
302