Таким образом, источники весьма противоречиво освещают события августа 1534 г. Это в свою очередь определило и различные мнения историков. Основываясь на «расспросных речах» Войтеха[349], польского жолнера, бежавшего из московского плена 2 июля 1534 г., И. И. Смирнов (нисколько не сомневаясь в достоверности информации этого источника) считал, что происшедшие опалы были связаны с раскрытием «заговора» Михаила Львовича Глинского[350]. В целом же политическое положение в Москве до августа 1534 г. он рассматривал как противоборство трёх основных группировок: «бояр-правителей, Глинского и Овчины Оболенского», хотя и признавал, что «политическую ситуацию в Москве определяли не только эти группировки»[351]. Нелогичной выглядит позиция И. И. Смирнова в отношении Елены Глинской. Утверждая, что Елена была полновластной правительницей, он в то же время считал, что её фаворит И. Ф. Овчина Оболенский был лишён власти, хотя и рвался во временщики. Выходит, что назначенный Василием III, по определению Смирнова, «совет регентства» не только не допускал к руководству И. Ф. Овчину, но и ограничивал власть самой Елены Глинской.
А. А. Зимин полагал, что события августа 1534 г. были обусловлены расколом в Боярской думе. Поводом же послужило бегство воевод. А. А. Зимин справедливо сомневался в правильности концепции И. И. Смирнова о «заговоре» М. Л. Глинского[352], считая, что он некритически воспринял сведения Царственной книги, тенденциозность приписок которой была доказана Д. Н. Альшицем. Предлагая свое объяснение этого эпизода политической борьбы, он писал: «В составе правительства Елены Глинской шла напряженная борьба между различными группировками. Сторонниками сохранения политического курса на укрепление государственного аппарата выступали и М. Л. Глинский, и Бельские, и М. Ю. Захарьин, и дьяк Меньшой Путятин. Во внешней политике группировка княжат, выходцев из западных и юго-западных земель Русского государства, отстаивала необходимость мирных отношений с Польшей и Литвою… Этой группировке противостояла партия Шуйских, сторонница войны с Литвою, активная защитница боярских прав и привилегий… Шуйские воспользовались этим случаем также и для того, чтобы бросить в опалу одного из регентов — князя М. Глинского, наиболее мешавшего их планам»[353].
А. А. Зимин, как и И. И. Смирнов, недооценивал роли великой княгини[354]: вся политическая борьба шла как бы в стороне от неё — и даже арест М. Л. Глинского не связывался прямо с действием Елены. Между тем её политическая активность прослеживается буквально с первых дней после смерти Василия III. В тексте «Сказания о великом князе Василье Ивановиче всеа Руси…», находящемся в составе Новгородской IV летописи[355], среди тех, кто сопровождал Елену Глинскую при похоронах великого князя, упоминается И. Ф. Овчина, известный затем фаворит правительницы. При дальнейшей переработке текста Сказания в Софийской II летописи упоминание его имени было снято[356]. В литературе считается, что И. Ф. Овчина получил боярство в январе 1534 г.[357] Но стал он боярином, видимо, раньше — в декабре 1533 г., ибо, как свидетельствует уже упомянутое Сказание, И. Ф. Овчина сопровождал Елену на похоронах Василия III в числе «бояр»[358]. В июле 1534 г. боярство получил муж сестры Елены Глинской — И. Д. Пенков[359].
Чтобы оценивать фактическую роль Елены в событиях августа 1534 г., необходимо проанализировать состав боярской думы в этот момент. К августу 1534 г. дума состояла из 14 человек[360] (кн. И. Ф. Овчина, кн. В. В. Шуйский, И. В. Шуйский, кн. Д. Ф. Бельский, кн. И. Ф. Бельский, М. С. Воронцов, кн. А. А. Хохолков-Ростовский, кн. И. В. Горбатый, кн. Б. И. Горбатый, М. В. Тучков, М. Ю. Захарьин, кн. И. Д. Пенков, В. Г. Морозов, И. Г. Морозов). В июле-августе больше половины из них отсутствовали в Москве. И. Ф. Овчина, М. В. Горбатый, Д. Ф. Бельский, И. Ф. Бельский, И. Д. Пенков в июле упоминаются в разрядных книгах воеводами различных полков, стоящих в Коломне[361], М. С. Воронцов и Б. И. Горбатый — наместники в Новгороде[362], А. А. Хохолков-Ростовский, И. Г. Морозов в июле упоминаются в Боровске[363]. Из троих окольничих (Я. Г. Морозов, И. В. Ляцкий, Ф. И. Карпов) двое, Морозов и Ляцкий, также отсутствовали в Москве[364]. И. В. Шуйский в 1534 г. — наместник на Двине[365].
354
А. А. Зимин сомневался в том, что Елена была опекуншей Ивана IV. См.:
355
ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 3. С. 564;
356
359
362
365