У же упоминалось, что события августа 1534 г. повлияли на смену руководства в русско-литовских дипломатических отношениях. И. Ф. Овчина сменил полуопального Д. Ф. Бельского[393]. 26 августа 1536 г. великий князь Иван IV принимал литовского посла Никодима. «И звал князь великий Никодима к руце, а берегли у великого князя, стоячи у его места, боярин князь Василий Васильевич Шуйский да князь Иван Федорович Оболенский Овчина»[394]. И далее: «И встав князь великий с своего места молвил: Никодим! брату нашему Жигимонту королю от нас поклонись. Да звал его к руце, а берегли его руки князь Василей Васильевич Шуйской, да князь Иван Овчина»[395].
Итак, подводя итог, отметим, что политический статус Елены Глинской изменялся в острой политической борьбе. Особое значение в образовании формулы регентства имели события августа 1534 г., когда пал ML Л. Глинский, конкурент Елены, претендовавший на роль первого человека в государстве и главного выразителя интересов Ивана IV. В закреплении за Еленой Глинской статуса единственного регента и соправительницы Ивана IV состоял смысл появившейся формулы регентства. И кто знает, как сложились бы отношения некоронованной правительницы с самодержавным сыном, будущим Иваном Грозным, если бы не её ранняя, даже для того времени (около 30 лет), смерть. Ведь и в образовании формулы, и в появлении личной титулатуры прослеживается увенчавшееся успехом стремление Елены Глинской к полновластию.
Глава IV.
Старицкий мятеж
§ 1. Постановка вопроса
После смерти Василия III в 1533 г. обострились отношения правительства с братьями умершего великого князя Юрием Дмитровским и Андреем Старицким. Потенциальным претендентом на занятие великокняжеского трона в случае смерти малолетнего наследника был Юрий Иванович. Но бояре, группировавшиеся вокруг Ивана IV, боялись и прямого, открытого выступления старшего дяди против родного племянника. Их отцы и деды могли ещё помнить, как более ста лет назад, в 1425 г., после смерти великого князя Василия Дмитриевича, его родной брат — Юрий Галицкий, пользуясь малолетством вступившего на престол Василия и фактическим правом наследования трона по духовной Дмитрия Донского, начал против наследника вооруженную борьбу, получившую в исторической науке название феодальной войны[396].
Ситуация могла повториться в 1533 г. Долгие годы Юрий надеялся, что у Василия III не будет наследника в браке с Соломонией Сабуровой. Однако развод Василия с Соломонией и его новая женитьба на Елене Глинской подорвали эту надежду, а рождение сына — Ивана IV — привело чуть ли не к разрыву отношений между братьями. Страх Елены Глинской и бояр, окружавших её, за свою судьбу и судьбу наследника способствовал тому, что буквально через неделю после смерти великого князя Юрий был «пойман» и брошен в темницу, где в июне 1536 г. скончался[397]. Смерть Юрия Ивановича в 1536 г. поставила последнего из оставшихся в живых братьев Василия — Андрея в положение претендента на великокняжеский трон вне зависимости от того, хотел он этого или нет. До тех пор пока был жив Юрий (точнее, до того как его посадили в тюрьму), старицкому князю многое доверяли, с ним считались. По недошедшей духовной грамоте Василия Ивановича, Андрей был назначен одним из опекунов малолетнего Ивана. Но стоило Юрию угодить в тюрьму, и взаимоотношения удельного князя с правительством Елены Глинской стали напряжёнными.
Они особенно ухудшились после кончины Юрия Ивановича в тюрьме. Взаимное недоверие и страх, посеянный различными провокационными разговорами неизвестных «лихих людей», несчастное стечение обстоятельств: болезнь Андрея и начавшаяся война с Казанью довели эти отношения до крайнего обострения, явились фоном и отчасти причиной бегства Андрея и Старицы в мае 1537 г.[398]
Прежде чем приступить к подробному рассмотрению причин и предпосылок этого конфликта, вкратце осветим историографию этого вопроса.
В дореволюционной исторической науке, начиная с H. М. Карамзина и С. М. Соловьева, события «поимания» Андрея Старицкого специально не рассматривались. В той или иной мере дореволюционные историки подробно пересказывали историю «поимания» Андрея, основываясь на двух источниках — Воскресенской летописи и «Повести о князе Андрее»[399]. Но такой пересказ являлся, как правило, своеобразным аргументом в пользу той или иной концепции автора. Именно поэтому сложился традиционный источниковедческий подход к изучению материала — в основе хронологии событий неизменно лежали факты, взятые из Воскресенской летописи. Там, где в Воскресенской летописи было мало деталей, как дополнительный источник использовалась «Повесть о поимании князя Андрея Ивановича Старицкого».
399