Одного из беглецов, Андрея Валуева, «стража ухватиша» и привели к удельному князю. Андрей Иванович повелел Каше Агаркову его «блюсти крепко». В свою очередь, Каша Агарков «повеле» своим людям связать Валуева по рукам и ногам и пытать: «многих ими в думе был измените князю». Беглеца раздели «и вергоша его в озерко в одной срачици, а главу ему выскитиша на брег озерка того, дабы он не залился»[494]. А. Валуев не выдержал пытки и сказал «на многих». Об этом тотчас донесли Ю. А. Оболенскому. Тот взял с собой Кашу Агаркова, привел к старицкому князю и доложил «все поряду, что Каша сказывал Ондреевы речи».
Реакция старицкого князя на доклад В. А. Оболенского и «речи» Агаркова до конца не ясна. Узнав об измене старицких детей боярских, он «повелел то закрыта, понеже не всех тех переветати бе бо их умножиася изменников тех, грех ради государевых, которых князь Ондрей Иванович чаял собе испринним слугам, те все с ним ездиша во отступления ума своего, богатства ради, понеже бо у них остались жоны и животы их сильные и не разсудиша того, где то хто взял у кого выслужили, и забыша бога и правды, и все с ним ездиша весеце вел (так в рукописи. — А. Ю.) и упився безумьем своим яко пьяни»[495].
По тексту «Повести» не совсем ясно, что значит «повеле то закрыта». И. И. Смирнов считал, что Андрей не хотел предавать гласности показания Андрея Валуева (это могло послужить толчком к новому бегству из полков) и поэтому решил «закрыта» показания. И. И. Смирнов писал о «массовом» бегстве старицких дворян. Между тем в «Повести» рассказывается об «измене» как о факте бегства немногих, конкретно названных детей боярских[496].
Размышления автора «Повести» об изменах детей боярских нельзя принимать за доказанный факт массового бегства дворян по той простой причине, что автор на конкретных примерах рассуждает здесь вообще об измене своему сюзерену, резко осуждая всех тех, кто забыл «бога и правды», «не рассудиша того, где хто взял и у кого выслужил». Тем не менее личное негативное отношение автора «Повести», вероятно, участника происходивших событий, к тем, кто бежал и кто собирался это сделать, показывает нам, что далеко не все в лагере Андрея были уверены в победном исходе борьбы с Москвой. Брожение умов усиливалось по мере продвижения к Новгороду. Показания Андрея Валуева нам неизвестны. Возможно, он указывал на такое большое количество «изменников», желавших бежать, что дальнейший розыск был бы действительно неуместным.
Повеление Андрея Старицкого «то закрыта» в таком случае (и здесь прав И. И. Смирнов) можно рассматривать как закрытие дела об «изменах» старицких детей боярских.
В это время, продолжает автор «Повести», в Коломне, где размещались высланные из Старицы еще в апреле 1537 г. войска Ю. А. Оболенского, стало известно о бегстве Андрея[497]. В «Повести» с умилением рассказывается о том, какое впечатление произвело это известие на старицкого воеводу: «…и начат молитися со слезами пред образом Спасовым… дабы… Спас человеколюбец и Пречистая Богородица сподобила его доехати своего государя князя Ондрея Ивановича»[498].
Ю. А. Оболенский, утоясь от воевод великого князя и детей боярских, отъехал из Коломны, перебрался через Волгу и настиг своего князя на Новгородской дороге. Андрей Иванович неожиданно и приятно был обрадован приезду своего верного слуги, обещал его жаловать, одарил многими подарками и «учиниша ему честь велию пред всеми».
На том основании, что Ю. А. Оболенский бежал из Коломны один, И. И. Смирнов делал вывод об активно враждебном отношении старицких дворян в Коломне к мятежу Андрея Старицкого. С этим выводом историка трудно согласиться. Ю. А. Оболенский бежал один, возможно, потому, что вывести сколько-нибудь значительное ополчение из Коломны было нереально. Добираться одному всегда легче. К тому же необходимо учитывать, что Ю. А. Оболенскому пришлось догонять Андрея в тот момент, когда по направлению к Новгороду уже двигались войска И. Ф. Овчины Оболенского.
Новгородская II архивская летопись сообщает, что Андрей Старицкий подошел к Новгороду 6 мая. В полном смятении новгородцы «обложили» город на Торговой стороне так, что можно было обороняться «от ратных» князя Андрея[499]. Руководители обороной Новгорода наместник Борис Горбатый и дьяки Яков Шишкин и Русин Курцов организовали в кратчайший срок, в пять дней (по «Повести» в три), возведение укреплений в человеческий рост.
497
Юрий Большой был дворецким, Юрий Меньшой — боярином. В данном случае речь идет о Юрии Большом: