Сознательная ли это вестиментарная стратегия, призванная опровергнуть хулителей феминизма и их надоевшие утверждения о вирилизации женщин в общественной сфере? Или она делает это вынужденно, в момент, когда политики осознают силу «лука» и все тщательнее выстраивают свой образ и свои выступления на телевидении?
В условиях политики-шоу женщины оказываются в очень сложном положении{802}. Многие из них ищут свой путь между мужской и женской моделями, у каждой из которых есть свои преимущества и недостатки. Мужская модель создает образ престижа, власти, серьезности: ношение брюк, выбор серого или черного цвета одежды могут способствовать стратегии интеграции для меньшинств, коими являются женщины.
Именно такой выбор сделала Мишель Аллио-Мари, государственный секретарь по вопросам образования в 1986–1988 годах, министр обороны (2002–2007), министр внутренних дел (2007–2009) и министр юстиции. Никаких костюмов от Chanel.
Когда я стала вхожа в министерские кабинеты, я часто оказывалась единственной женщиной, притом самой младшей, среди мужчин в униформе.
Поэтому, чтобы спрятаться, я надевала большие очки, делала тугие пучки и носила брюки!{803}
Спортивная, стройная, она легко и элегантно носит мужскую одежду. Порой это вызывает критику в ее адрес: например, Корин Лепаж посчитала, что она «запрещает себе быть женщиной, чтобы соответствовать правилам политики». Действительно, эта вестиментарная маскулинизация сопровождается у Мишель Аллио-Мари отказом от женственности в пользу должности министра{804}.
И все же невозможно свести омужествление женщин к трусливой и униженной имитации — этому и посвящена данная книга. Это средство, которое позволяет женщинам заставить услышать себя, которое вызывает относительно недвусмысленное почтение. О женщине-адвокате Жермен Пуансо-Шапюи, которая стала первой женщиной-министром во французском правительстве, говорили:
У нее есть особая, не встречающаяся у женщин черта. Благодаря низкому, почти мужскому тембру голоса у нее имеется совсем мужская властность, а знание вопросов, которые она затрагивает, самых смелых, умение вести дебаты превращают ее в замечательного оратора, лишенного всех женских слабостей. Больше всего удивляет то, что она носит юбку{805}.
Если посмотреть на традиционную фотографию представления нового правительства, сделанную в 2007 году, то создается впечатление, что дело женских брюк выиграно: этот вид одежды распространен повсеместно среди женщин-министров. И все же год спустя пресса сообщила об инциденте, который словно пришел из других времен… В центре истории оказалась молодая женщина — министр высшего образования, по поводу которой несколько членов ее кабинета подписали петицию, где выражалось сожаление в связи с тем, что она носит только брюки, и содержалось требование предпринять «определенные усилия в области вестиментарной элегантности». Здесь, впрочем, нельзя исключить гипотезу о том, что это была первоапрельская шутка. Но «мадам Пекресс рассказывает этот анекдот, не проявляя ни удивления, ни возмущения, как она сделала бы при упоминании неуместного разговора о ремонте ее туалета. „Во Франции этого от вас ждут, — объясняет она. — Женщина-министр должна следить за тем, как она подает себя, потому что она должна воплощать в себе дух Франции, который подразумевает определенную элегантность"»{806}.
Слово «элегантность» использует и Морис Гримо, оправдывая сохранение запрета на брюки. Также следует обратить внимание на национальные особенности: образ Франции и коммерческие интересы, связанные с парижской высокой модой.
Для западных женщин-политиков дело брюк выиграно. В Германии, где первая женщина-канцлер Ангела Меркель постоянно носит брюки, кроме вечерних церемоний, эта победа полная.
Если женщины, которые теперь являются частью законодательной и исполнительной власти, а также участвуют в поддержании порядка, носят брюки, что же делать с указом 1800 года?
В 2004 году была предпринята еще одна попытка его отменить, на этот раз это сделал парламентарий. Жан-Ив Югон (род. 1949), депутат от Союза за народное движение от департамента Эндр (где, по некоторым данным, Жорж Санд получила свое разрешение на ношение мужской одежды{807}), по случаю 8 марта требует запретить «закон» 1800 года. Женский международный день он выбрал для того, чтобы потребовать от премьер-министра «привести правовые нормы в соответствие с никем не оспариваемой и не могущей быть оспоренной женской практикой»{808}.