Да, ситуацию определяли не интересы России. Причём, по точному выражению одного умного комментатора деятельности Ламздорфа и Гирса, «посуду били другие».
Однако, несмотря ни на что, к началу XX века треть русского экспорта шла в Германию: зерно, сахар, мясо, масло, лес. И четверть германского экспорта – машины, оборудование, химические изделия – шла в Россию. Производственное оборудование – не «Шанель» № 5, не «Кока-Кола». Промышленные машины – это основа суверенитета, а их поставляла нам Германия.
Русский сбыт товаров в Германию укреплял русский рубль, немецкий сбыт в Россию развивал русскую экономику и обеспечивал стабильный рост экономики немецкой. Тем не менее Витте тормозил перезаключение торгового русско-германского договора, и кончилось тем, что кайзер в личном письме предложил Николаю II покончить с волокитой.
Договор был продлён, и немцы предоставляли нам крупный заём, но в общей политике это уже почти ничего не меняло. Любителей помогать русским бить немецкие «горшки» прибавлялось в Европе со всех сторон. Россию разворачивали к Франции очень мощные силы внутри и вне страны.
Ламздорф был умным человеком, но менее всего он был бойцом. К 1905 году это выразилось в его депрессивной констатации в письме послу в Париже Нелидову: «Для того чтобы быть в действительно хороших отношениях с Германией, нужен союз с Францией. Иначе мы утратим независимость, а тяжелее немецкого ига я ничего не знаю».
Ламздорф не понял, что самый страшный хомут тот, в который запрягают для поездки на войну. А в такой «хомут» запрягала нас Франция. Да ещё при этом и вела себя крайне высокомерно после неудач России в русско-японской войне. Тот же Нелидов предупреждал офицеров Генштаба капитанов Половцева и Игнатьева, приехавших в Париж в служебную командировку: «Учтите, что здесь в моде mot d’ordre (лозунг) «La Russie ne compte plus!» («С Россией больше не считаются»).
ТАК ОБСТОЯЛО дело на Европейском континенте. Но оставалась же ещё и Англия… И там начинали преобладать очень нехорошие тенденции. Скажем, со времен друга Ротшильдов, Дизраэли-Биконсфилда, в политической жизни британцев становилось всё более ощутимым еврейское видимое участие, хотя история его невидимого участия уходила как минимум во времена Оливера Кромвеля.
Эта новая политическая черта английского общества проявилась не только в прижизненной роли Дизраэли, но ещё более зримо – в посмертном его почитании. День его смерти, 19 апреля 1880 года, на десятилетия стал для королевского двора и консерваторов «Днем подснежника». Почивший лорд особенно уважал этот цветок.
Лейб-публицист Сесиля Родса – редактор иоганнесбургской «Star» Монипенни – скорбел о Дизраэли лишь чуть меньше, чем лейб-публицист самого Дизраэли – многолетний редактор «Times» Бакли. Что всё это означало для Англии в канун нового века?
Ну, во-первых, это означало усиление транснациональных, то есть для Англии – антинациональных, тенденций во внешней политике. То, что было выгодно лондонским Ротшильдам, было выгодно и Ротшильдам парижским, и Варбургам берлинским, и Варбургам заокеанским. Но далеко не всегда это было выгодно даже всем английским лордам.
О народе можно и не говорить.
Между прочим, Гилберт Кийт Честертон – не только создатель образа патера-детектива Брауна, но и самобытный философ – писал: «Бенджамен Дизраэли справедливо сказал, что он на стороне ангелов. Он и был на стороне ангелов – ангелов падших. Он не стоял за животную жестокость, но он стоял за империализм князей тьмы, за их высокомерие, таинственность и презрение к очевидному благу».
Напомню, что падший ангел Библии – это Сатана…
Что же до слов Дизраэли о якобы приверженности ангелам, то особую пикантность его заявлению придавало то, что лорд встал на их сторону во времена бурных споров, вызванных опубликованием «Происхождения видов» Чарльза Дарвина. Тогда-то лордом и было заявлено, что по Дарвину-де человек либо обезьяна, либо ангел и сам Дизраэли – «на стороне ангелов».
Если вспомнить, что Дьявола порой именуют «обезьяной Бога», то с поправкой Честертона вся эта история приобретает дополнительную и не очень-то забавную глубину.
Политика Князей Тьмы, «обезьян Бога», становилась политикой Дизраэли, а та становилась политикой Англии. И это означало, что политика лордов становилась политикой еврейских космополитических банкиров.
Вот любопытная история… Суэцкий канал, обошедшийся в 400 миллионов франков и в 20 тысяч жизней египетских феллахов, был официально открыт для судоходства 17 ноября 1869 года. Проект канала принадлежал французу Лессепсу, строили канал французы и преимущественно французы им владели, к крайнему неудовольствию Англии. Сорока четырьмя процентами акций (176 600 штук из 400 000) владел египетский король – хедив Измаил-паша.