С течением времени в восприятии (описании) тэнно происходят значительные изменения. Они не касаются ограничений на лицезрение тэнно, но начиная приблизительно с VIII в. тэнно практически никогда ничего «не видит» сам. То есть взгляд тэнно перестает быть верификатором происходящего. В значительной степени это связано, вероятно, с тем, что он теряет функцию движения, и (в тенденции) всегда пребывает в сакральном центре — дворце. Кроме того, усложнившаяся система управления ставила между тэнно и социумом посредников в лице соответствующих должностных лиц, так что вся чиновничья пирамида представляла собой скорее иерархию «слушающих», чем «видящих». И находившийся на вершине этой пирамиды тэнно видел меньше всех остальных. В связи с этим вместо «утраченного» зрения особое развитие получает у тэнно слух. Высочайшие указы очень часто начинаются таким образом: «Услышали Мы, что…». То есть указ, имеющий, на первый взгляд, форму монолога, является на самом деле формой диалога, в котором излагаются слова обоих его участников.
К царю мало применим глагол «слушания», во всяком случае официальные источники не акцентируют эту функцию его поведения, ибо такой модус поведения предполагает некоторую форму диалога, т. е. наличие обратной связи, идея которой, судя по всему, была чужда имиджу царя. Царь выслушивает церковную службу («литоргию», «понахиды»), т. е. это такое слушание, которое не предполагает собеседника. В крайнем случае он выслушивает советы иерархов, но другие его подданные предстают при нем как бы почти безгласными. Они задействованы в политической «массовке», их роль — оттенить единственно правильное мнение, исходящее от царя. Царь выслушивает не столько советы, сколько донесения (в основном, от гонцов с полей сражений и послов), на основе которых он принимает решение. Отсутствие (ослабленность) функции слушания как составной части диалога отражает более общую ситуацию российского способа управления, которая представляет собой систему с ослабленной обратной связью. Эта обратная связь проявляется, по преимуществу, в условиях жесточайших кризисов власти. В условиях малой разработанности такой связи в обычной жизни она принимает свою наиболее раннюю, «примитивную» форму — выслушивание царем мнения «народа» в случае прямой апелляции к нему.
Царь видит и видим, хотя это происходит и не каждый день. Подданные имеют возможность наблюдать царя в особых случаях, хотя особых запретов на его лицезрение, похоже, не существовало[793]. Повествуя о победоносном возвращении Ивана IV после окончания казанской компании, составитель «Степенной книги» отмечает: «И все велико благодарение Богу воздаваху и царю, яко победителю, дары и благодарение приношаху; и вси паче солнечного сияния просвещахуся радостию, насыщахуся царского зрения».[794] Само лицезрение царя, считают составители летописи, способно поднять воинский дух его полков[795]. Подданные имеют возможность видеть царя и во время наиболее значительных праздников. Более того, лицезрение царя, даже на значительном расстоянии, ассоциировалось с возможностью исполнения желаний[796]. Лицезрение царя — большая честь (наложение опалы предполагало, что опальный не имеет права являться к царю и видеть его), которая подразумевает и обязанность служить ему.[797]
Речевая функция. При описании поведения правителя летописи наибольшее внимание уделяют его речевому поведению.
Это связано с тем, что коммуникация является основным его свойством, обязанностью и «профессией». Это утверждение носит, по всей вероятности, универсальный характер. Вопрос состоит в том, с кем общается правитель и в каких формах протекает этот коммуникативный процесс.
793
177 Согласно сообщению Г. Котошихина, существовал запрет смотреть на царевичей и цариц, пока они не достигали возраста в 15 лет. До этого времени, даже когда они отправлялись в церковь, «около их по все стороны несут суконные полы» (
795
179 «И се вторая прииде от града: великое время царю ехати, да укрепятца воини, видев царя» (ПСРЛ, т. XIII, с. 217).
796
180 Описывая празднование Нового года, происходившее на кремлевской площади, Адам Олеарий отмечал: «Тут же стояло бесчисленное количество русских, державших вверх свои прошения. Со многими криками бросали они эти прошения в сторону великого князя: потом прошения эти собирались и уносились в покои его царского величества» (
797
181 «И страх велик нападе на гражаны [осажденного в 1514 г. Василием Ивановичем Смоленска], и абие начяша из града вопити и кликати, чтобы великий государь пожаловал, меч свой унял, а бою престати повелел, а они хотят государю бить челом и град подати. И великий государь вскоре повелел бою престати, и владыка Смоленской Варсунофий, и князи и бояря Смоленскиа, и мещане и все гражане выслаша из града бити челом, чтобы великий государь свою отчину и дедину пожаловал, опалу свою и гнев отдал им, а очи свои велел им видети и служити им себе велел. И великий государь свою отчину и дедину пожаловал, владыке Смоленскому Варсунофию, и князем, и бояром, и мещаном, и всем людям градским свою опалу и гнев им отдал и очи свои велел им видети и служити им себе велел. И Июля в 31 день князи и бояря Смоленские град отвориша, а сами поидоша к шатром великому государю челом ударити и очи его видети, да туто и приказалися великому государю и крест целовали. И князь великий их пожаловал, слово свое им жаловалное молвил и ести их звал». (ПСРЛ, т. XIII, с. 19).