Выбрать главу

На первый взгляд кажется, что у постмодернизма много общего с некоторыми аспектами радикальной феминистской мысли. Он рассматривает «модернизм» как движение, начавшееся с прославления разума в эпоху Просвещения, и отвергает господствующую с тех пор в западной культуре идею о том, что в принципе все познаваемо посредством человеческого разума и что общество может быть устроено в соответствии с разумом, знанием и справедливостью. Как мы видели в данной книге, эти идеи Просвещения вдохновляли многие поколения феминисток и по сей день остаются главными для либерального феминизма. Однако концепция разума в целом подверглась критике со стороны современных радикальных феминисток (см. гл. 9 настоящего издания). Постмодернистки считают поиск определенности заблуждением, так как истина, по их мнению, может быть лишь условной, временной. Поэтому поиск единственной всеобъемлющей теории отвергается в принципе, как и сама возможность объективности. Стремление западной философии найти истину и определенность (квалифицируемые как логоцентризм), не принимается и считается продуктом конкретной исторической эпохи, неуместным в постмодернистском обществе, все больше приобретающего фрагментарность, разнообразие и расплывчатость во всех сферах жизни. Существующие теории, в частности марксизм, претендующие на определенность и объективность, отвергаются как тоталитарные. Причем не принимаются не просто выводы этих теорий, но поиск ими истины как таковой.

Эта критическая позиция берет начало в новом развитии психоаналитической и лингвистической теориях, связанных, в частности, с именами Деррида, Фуко и Лакана. Эти мыслители (мужчины) утверждают, что реальность для каждого и каждой из нас различна, так как она опосредована языком и опытом. Не может быть безличного, объективного «взгляда Божественного ока», есть только конкретные индивидуальные субъективности. Язык здесь чрезвычайно важен, потому что он не только определяет, как мы видим мир, но и как мы существуем, кто мы есть. Однако значения слов не жестко закреплены, но постоянно меняются, и, следовательно, меняются также наша субъективность, или ощущение себя, и наше восприятие мира. В этом контексте, считает Фуко, дискуссии о значениях слов являются решающими в определении общественного сознания и связаны с фактически существующими властными структурами, так что «дискурсы» господствующих групп пользуются преимуществом, хотя маргинальные группы могут поставить их под сомнение и даже разрушить их. Эта точка зрения казалось бы хорошо вписывается в феминистскую концепцию, рассмотренную выше в этом разделе, и для части французского женского движения ключевой темой стала борьба за язык и за способы определения и артикуляции женского, что не могло быть сформулировано мужчинами. В соответствии с этой точкой зрения, мы не сможем избавиться от патриархата, если не станем думать как женщины. Таким образом, освобождение от угнетающего мышления становится наиважнейшей целью, а эксперименты с языком, речью и письмом — основной феминистской деятельностью.

Однако для таких мыслительниц, среди которых наиболее известны, вероятно, Юлия Кристева[154], Люси Иригарэ[155] и Хелен Сиксу[156], мужской контроль над языком — это не просто вопрос значения слов, но центральный для всех его структур. Лакан заимствует теорию психоанализа об обретении гендерной идентичность, чтобы утверждать, что эта стадия наступает тогда, когда ребенок разрешает Эдипов комплекс и входит в «Символический порядок» языка, законов и социальных воздействий. Из-за того, что значение языка постоянно меняется, обретение субъективности и половой идентичности никогда не завершается и по-разному переживается каждой женщиной. Половая идентичность, следовательно, изначально неустойчива, изменчива, и сам термин «женщина» не является постоянной и единой категорией, а обозначает совокупность разных женщин. Несмотря на это, обретение гендерной идентичности для девочек и мальчиков своей различно, так как на основном уровне, за пределами человеческого сознания, Символический порядок вовлекает маскулинные структуры, которые никогда не смогут представить женственность, поскольку она находится вне «фаллического дискурса» и постоянно из него исключена, и поэтому не может быть артикулирована. Некоторые из французских феминисток приняли точку отсчета Лакана, но утверждают, что женственность может существовать сама по себе, бросая тем самым вызов мужскому порядку и стилю мышления (в этом контексте «женственность» не имеет отрицательного значения, обычно придаваемого этому слову в феминистской теории). Утверждается, в частности, что женское тело может выступать основой специфически женственных способов мышления, исключающих логические формы и бинарные оппозиции «фаллогоцентрической» мысли. Эти способы мышления, основанным на женском опыте сексуального удовольствия (jouissance), поскольку считается, что, в отличие от мужчин, сексуальное удовольствие женщин рассеяно по всему телу и служит источником чистоты опыта и ощущений, которые не могут быть постигнуты в пределах мужского дискурса.

вернуться

154

Из опубликованных на русском работ этих авторов нам известны: Кристева Ю. Силы ужаса. Эссе об отвращении // Гендерные исследования. Харьков: ХЦГИ, № 3, 1999, сс. 79-87. — От изд-ва.

вернуться

155

См. также: Иригарэй Л. Пол, который не единичен // Гендерные исследования. Харьков: ХЦГИ, № 3, 1999, сс. 64-70. — От изд-ва.

вернуться

156

См. также: Сиксу Э. Хохот Медузы // Гендерные исследования. Харьков: ХЦГИ, № 3,1999, сс. 71-88. — От изд-ва.