Концепция отчуждения, имеющая особое значение в ранних трудах Маркса, также содержит потенциальные феминистские открытия, но отнюдь не готовую феминистскую теорию. Восходя к философии Гегеля, это понятие фокусируется на идее утраты человеком контроля над тем, что он сам создал. Как мы видели, Маркс считал производительную деятельность человека движущей силой развития истории. Однако по мере усиления производи; тельных сил утратилась способность человека контролировать или понимать процесс этой деятельности. То, что прежде являлось выражением человеческого творческого потенциала, стало просто средством для достижения цели — денег. Из этого следует, что производство стало отчужденным, навязанным действием, а рабочий полностью утратил контроль над продуктами своего труда, более того, чем больше он производил, тем выше становился уровень его бедности. Этот процесс окончательно оформился в условиях капиталистического производства, при котором максимальное разделение труда уничтожило остатки творчества или удовлетворенности трудом, а бедность стала абсолютной при огромном увеличении богатства. Однако в то же время процесс отчуждения создает условия для возникновения новой, более развитой формы общества, в которой человек сможет пользоваться всеми преимуществами технологического прогресса и производственной кооперации. Таким образом,
«коммунизм как положительное упразднение частной собственности — этого самоотчуждения человека — и в силу этого как подлинное присвоение человеческой сущности человеком и для человека, а потому как полное, происходящее сознательным образом и с сохранением всего богатства предшествующего развития возвращение человека к самому себе как к человеку общественному, т. е. человечному»[65].
Хотя эта концепция определенно основывается на идее производительной деятельности и, как мы уже видели, на мужской парадигме, некоторые современные авторы утверждают, что в ней содержатся важные основы для феминистского толкования (см. Jaggar, 1983; Foreman, 1978) и в принципе она может предложить подход к пониманию аналогичной утраты женщинами контроля над репродуктивным процессом. Достижения в области контрацепции и репродуктивных технологий стали скорее средствами контроля, чем средствами освобождения женщин. Некоторые также утверждают, что женщина превратилась в упакованный, феминизированный рыночный товар и, таким образом, стала отчуждена от собственного «я» и собственной сексуальности. Вероятно, более важно то, что понятие отчуждения было увязано с разделением труда в обществе. Оно достигло своей крайней формы при капитализме, но Маркс считал, что с ним будет покончено или же оно будет сведено до минимума в будущем коммунистическом обществе, в котором труд станет свободным и сможет приносить. удовлетворение. Хотя он специально не анализировал разделение труда по признаку пола, многие современные феминистки рассматривают эту тему как главную и утверждают, что мужчины и женщины смогут полностью реализовать сври возможности только тогда, когда домашние обязанности, как и производительный труд, будут выполняться совместно. Однако, несмотря на то, что концепция отчуждения представляется значимой, никто из современных авторов не применял ее систематически. Барретт сформулировала скорее другой тезис, утверждая, что эта концепция помогает нам понять, как люди сами могут создавать условия для собственного угнетения, рассматриваемого «не как неизбежное принуждение, но как процесс, в котором участвует сам угнетаемый» (Barrett, 1987, р. 51). Опять же, применение этого положения к роли женщин в поддержании их собственного угнетения, особенно в семье и через социализацию детей, весьма интересно, но до сих пор по-настоящему не исследовано.
Как дальше отмечает Барретт, некоторые идеи, изложенные в раннем эссе Маркса «К еврейскому вопросу», могут оказаться полезными для феминистской теории; эта работа также помогает определить, каким образом марксистский феминистский анализ может отличаться от либерального феминистского подхода. Маркс проводит четкое различие между политической эмансипацией и эмансипацией человека. Первая подразумевала, что все люди равны как граждане, но при этом не затрагивались истинные отношения неравноправия в обществе. Так, государство «провозглашает, что происхождение, сословие, образование, профессия не являются политическими», но, «весьма далекое от того, чтобы упразднить все эти фактические различия, государство, напротив, существует лишь при условии, что эти различия существуют»[66]. Таким образом, идея формального равенства всех людей как граждан только прикрывает реальное неравенство, на котором основано государство. Реальная эмансипация человека подразумевает такую трансформацию общества, в котором эти различия будут лишены их материальной базы, и искусственное разделение между государством и обществом, гражданином и отдельной личностью исчезнет. Маркс применил эти идеи непосредственно по отношению к евреям, которые, как он считал, не могут стать свободными, просто отказавшись от собственной религии для получения политических прав. Сходным путем, применение этих идей к женщинам означает, что подчинение женщин не прекратится, если пол перестанут различать в политике и законодательстве, и, следовательно, важны не столько равные права, сколько экономические и социальные условия, на которых основывается субординация. Здесь мы видим основополагающее отличие между марксистским и либеральным феминизмом и предпосылку «зрелой» марксистской теории, которая рассматривала политическую власть как продукт экономических условий, а не независимую причину социальных изменений. В этих положениях прослеживается также связь с радикальным феминизмом в отношении повсеместности власти и искусственности разделения между частным и общественным. Однако то, в какой степени государство может быть автономным или само выступать «ареной конфликта», широко обсуждалось поздними теоретиками марксизма, особенно в отношении того, что данная теория не обязательно исключает необходимость борьбы за политические и юридические права. То есть, несмотря на то, что права могут быть реализованы только в конкретный исторический период и не являются конечной целью борьбы, они представляют собой важные ступени в достижении конечной цели, а также значимые победы в определенные периоды. Немногие женщины согласились бы сегодня оказаться в условиях узаконенного рабства Викторианской эпохи, как бы далеко при этом ни было современное общество от фактического равноправия полов.