Такая позиция на первый взгляд выглядит непоследовательной, что можно было бы устранить при более строгом применении вышеуказанного принципа. Однако некоторые современные теоретики предполагают, что, несмотря на универсалистские претензии, установки этих либеральных авторов тенденциозны по отношению к женщинам в самой своей сути. То есть считается, что они основаны на изначально мужских представлениях о человеческой природе, игнорирующих взаимозависимость людей, традиционно приписываемые женщинам черты, например заботу о ближних (Jaggar, 1983). Далее, утверждается, что вся либеральная теория основана на разделении общественного и частного, что означает исключение женщин из первой сферы и недооценку второй (Pateman, 1986а). Эта теория также увековечивает значимость рациональности, исключающей женщин, поскольку она определяет разум в терминах преодоления женственности (идентифицируемой с природой, специфичностью, биологией, страстью и эмоциями) (См.: Coole, 1988; Lloyd, 1984; Braidotti, 1986; Nye, 1990a). Это достаточно сложная система аргументации, и мы будем не раз обращаться к ней в этой книге. На данном этапе важно лишь отметить, что расширение рамоктрадиционной теории для включения в нее женщин может оказаться более проблематичным, чем кажется на первый взгляд, и что концепции и предположения, сделанные теоретиками-мужчинами, могут оказаться не до конца адекватными, когда дело доходит до выражения потребностей и опыта женщин.
Однако не Гоббс и не Локк были вдохновителями первого поколения феминисток конца XVII в., а революция в философии, начало которой положил Декарт в более ранний период этого века. Согласно картезианству, все люди обладают разумом, и, следовательно, истинное знание, основанное на опыте и собственных наблюдениях, а не на изучениитеорий, доступно любому. Традиционные авторитеты отвергаются в пользу рационального анализа и независимого мышления. Несмотря на высказанное суждение о том, что «даже женщины» способны рационально мыслить, Декарт подвергается упрекам в том, что неправомочно приписал разум своему полу (в основном потому, что усилил и формализовал разделение между разумом и телом) (См.: Lloyd, 1984). Тем не менее в то время его идеи воспринимались как просто освободительные и вдохновили многих феминистских авторов. Его концепция подразумевала, что любой авторитет может подвергаться сомнению и что отсутствие у женщин классического образования не исключает их из философии. Как сказала Мэри Эстелл, важны хорошие идеи, а не то, «что говорят о них всякие чудаки» (Astell. A Serious Proposal to the Ladies («Серьезное предложение дамам»). Цит. по: Fergusson, 1985, р.188. См. также: Perry, 1986; Kinnard, 1983; Smith, 1982; Rogers, 1982).
В работах Эстелл можно найти вытекающие из этого нового подхода в философии классические утверждения либерального феминизма о том, что мужчины и женщины обладают одинаковой способностью к разуму и, следовательно, должны иметь равный доступ к образованию, чтобы использовать эту способность: «Поскольку Бог наделил женщин, как и мужчин, разумной душой, почему им возбраняется пользоваться ею?» (Astell. A Serious Proposal to the Ladies. Цит. no: Fergusson, 1985, p. 188). Здесь она предвосхищает аргументацию Мэри Уоллстоункрафт и последующих авторов, утверждая, что, хотя женщины в современном ей обществе кажутся легкомысленными и неспособными к здравомыслию, это всего лишь результат неправильного воспитания, а не какой-либо природной ограниченности, что доказывает необходимость улучшения женского образования, а не его невозможность. Впрочем, несмотря на то, что Эстелл строила свои аргументы на либеральной идее рациональности, она не принимала либеральную идею политических прав. Подобно многим феминисткам XVII в., она была непоколебимой сторонницей тори и защитницей монархии. В этом смысле она скорее предпочла бы лишить мужчин политических прав, нежели распространить их и на женщин. Действительно, логика ее консерватизма, похоже, приводила ее к очень нефеминистскому выводу. Соглашаясь с тем, что власть в государстве и в семье построены по одному принципу, она утверждала, что жена обязана повиноваться мужу как подданный своему государю, а когда женщина вступает в брак, она выбирает себе «пожизненного монарха» и, следовательно, обязана подчиниться его власти.