Он это делал с О., со мною, с Татою (т. е. с Н. П. Огаревым и дочерью А. И. Герцена Натальей.) и с другими друзьями, - и когда, собравшись вместе, мы его уличили, он осмелился сказать нам: "Ну да! это наша система, - мы считаем как бы врагами и мы ставим себе в обязанность обманывать, компрометировать всех, кто не идет с нами вполне", - т.е. всех тех, кто не убежден в прелести этой системы и не обещали прилагать ее, как и сами эти господа. Если вы его представите вашему приятелю, первою его заботою станет посеять между вами несогласие, дрязги, интриги, - словом, поссорить вас. Если ваш приятель имеет жену, дочь, - он постарается ее соблазнить, сделать ей дитя, чтобы вырвать ее из пределов официальной морали и чтобы бросить ее в вынужденный революционный протест против общества...
Увидев, что маска с него сброшена, этот бедный Нечаев был настолько наивен, был настолько дитя, несмотря на свою систематическую испорченность, что считал возможным обратить меня; он дошел даже до того, что упрашивал меня изложить эту теорию в русском журнале, который он предлагал мне основать. Он обманул доверенность всех нас, он покрал наши письма, он страшно скомпрометировал нас, - словом, вел себя, как плут. Единственное ему извинение это его фанатизм! Он страшный честолюбец, сам того не зная, потому что он кончил тем, что отождествовал свое революционное дело с своею собственной персоной; - но это не эгоист в банальном смысле слова, потому что он страшно рискует и ведет мученическую жизнь лишений и неслыханного труда. Это фанатик, а фанатизм его увлекает быть совершенным иезуитом. Большая часть его лжей шиты белыми нитками. Он играет в иезуитизм, как другие играют в революцию. Несмотря на эту относительную наивность, он очень опасен, так как он совершает ежедневно поступки нарушения доверия, измены, от которых тем труднее уберечься, что едва можно подозревать их возможность. Вместе с этим Нечаев сила, потому что это огромная энергия. ...Последний замысел его был ни больше, ни меньше, как образовать банду воров и разбойников в Швейцарии, натурально с целью составить революционный капитал...
...Разве они не осмелились признаться мне откровенно, в присутствии свидетеля, что доносить тайной полиции на члена, не преданного обществу, или преданного наполовину, - один из способов, употребление которого они признают законным и полезным иногда? Овладевать секретами лица, семьи, чтоб держать ее в своих руках, - это их главное средство..." (Письма М. А. Бакунина, под ред. и с объяснительными примечаниями М. П. Драгоманова. Женева, 1896 г., стр. 291-294.) Бакунин, правда, тоже не прочь был воспользоваться мистификациями, и, несомненно, что "Катехизис" написан Бакуниным. "Катехизис" содержит много хорошо знакомых бакунинских мыслей и революционных фраз, но также несомненно, что многие "правила" "Катехизиса", вошедшие в понятие "нечаевщины", были продиктованы Бакунину Нечаевым, как это видно из вышеприведенного письма Бакунина к Таландье.
Это подтверждает и Ю. Стеклов в своей четырехтомной биографии Бакунина. "Мысль об издании "революционного катехизиса", устанавливающего правила для членов организации, - пишет Стеклов, - возникла в России до встречи Нечаева с Бакуниным. Встреча Нечаева с Бакуниным состоялась в конце марта 1869 г. в Женеве... Нечаев увлек Бакунина своим темпераментом, непреклонностью своей воли и преданностью революционному делу... Нечаев одно время овладел волей рыхлого и, несмотря на свою революционную фразеологию, благодушного Бакунина... Нечаев явился к Бакунину с основательными задатками авантюриста и мистификатора" (Ю. Стеклов. М. Бакунин. Его жизнь и деятельность. Том третий. Москва 1927 г., стр. 430, 436, 474.) (4-тый том у нас на стр., ldn-knigi.narod.ru )
"У самого Нечаева, - пишет далее Стеклов, - мы определенных анархических заявлений нигде не встречаем. Возможно, впрочем, что после своего знакомства с Бакуниным Нечаев стал временно поддаваться анархическому учению, но если это и было так, то во всяком случае, это увлечение анархическими воззрениями не было у него глубоким и оказалось скоропреходящим" (Ю. Стеклов. М. Бакунин. Его жизнь и деятельность. Том третий. Москва 1927 г., стр. 426.).
Согласно Стеклову, Нечаев, по существу, был бланкистом. Бланкистом был и Ленин. Еще в 1906 г. Г. В. Плеханов писал: "Ленин с самого начала был скорее бланкистом, чем марксистом. Свою бланкистскую контрабанду он проносил под флагом самой строгой марксистской ортодоксии" (Г. Плеханов. Заметки публициста. "Современная жизнь". (Москва), декабрь 1906 г.). Ленин не только ценил Нечаева и считал его "титаном революции", но многое воспринял от Нечаева в вопросах тактики и методов борьбы с противниками. Он действовал по рецепту и примеру Нечаева, как мы увидим ниже.
2
В 1926 г. в Москве, в издательстве "Московский рабочий" вышла книга Александра Гамбарова: "В спорах о Нечаеве". В ней большевистский историк пишет: "О Нечаеве слишком много писали. Но все, что писалось о нем, это сплошной поток мемуарной хулы, а нередко и злобы его классово-политических противников, сознательно искажавших подлинный облик исторического Нечаева (стр. 3). Не поняли Нечаева и современные ему революционеры, в то время народнического толка, не говоря об их позднейших "эпигонах". В силу своей мелкобуржуазной сущности народники не могли принять Нечаева.
В борьбе с Нечаевым или в борьбе с "нечаевщиной" народническая интеллигенция не останавливалась ни перед какими средствами. Возмущаясь нечаевским лозунгом "во имя революции и борьбы с самодержавием цель оправдывает средства", они сами нередко прибегали к далеко не безупречным средствам - к злобной хуле и явному искажению исторической сущности нечаевского движения".
Никаких доказательств этому большевистский историк не приводит, но интересно его заявление, что Нечаев был одним из самых крупных предшественников большевизма и Октябрьского переворота 1917-1918 гг.
"Между современным движением большевизма и тем, что дано было в нечаевском движении, гораздо более точек соприкосновения, - пишет Гамбаров, - чем между другими этапами революционной борьбы" (стр. 107).
"К торжеству социальной революции Нечаев шел верными средствами, и то, что в свое время не удалось ему, то удалось через много лет большевикам, сумевшим воплотить в жизнь не одно тактическое положение, впервые выдвинутое Нечаевым", (стр. 123, курсив мой).
Далее Гамбаров пишет: "В лице Нечаева история имела первого и при том крупного партийного организатора". (Стр.116).
Но мнению Гамбарова, Нечаев был не только большевиком, но и "ленинцем". Установив, в чем заключается нечаевский "ленинизм", Гамбаров пишет: "Революция одинаково освящает все средства в политической борьбе. За эту основную максиму на Нечаева набрасывались все его политические враги и противники от Каткова до народников и целой плеяды буржуазных историков, считая "отвратительным" присущий Нечаеву "макиавеллизм". Предвидя это, Нечаев неоднократно заявлял о своем "презрении к общественному мнению" и даже гордился подобными выпадами против него. Отсюда положение, служившее Нечаеву девизом: "Кто не за нас, тот против нас" (курсив подлинника). А разве, - спрашивает Гамбаров, - не этим девизом руководились массы в октябре 1917 года, когда они шли против твердыни капитала, против вчерашних лжедрузей революции?" (Стр. 121),
Не массы, конечно, а большевистские вожди.
В результате своих сопоставлений Гамбаров нашел у Нечаева все основные положения, которыми характеризуется большевистский коммунизм. В своей известной брошюре "Что делать", вышедшей в 1902г., Ленин писал: "Дайте нам организацию революционеров и мы перевернем Россию". Гамбаров утверждает, что это "нечаевская максима".
По этому поводу противники Гамбарова (Стеклов и др.) указывают, что Ленин в своей брошюре нигде не упоминает Нечаева. Он неоднократно высказывает пожелание, чтобы у русской социал-демократии явились свои Желябовы, но нигде не говорит, что желает ей своих социал-демократических Нечаевых. Следовательно, не Нечаев, а народовольцы - идеал "профессиональных революционеров" в брошюре Ленина. Но, как известно, Ленин часто публично говорил и писал одно, а думал другое.