И когда Плеханов с женой вышел из вагона, тысячи рук потянулись к нему. Глаза у всех сияли. У многих на лицах были слезы и радостные улыбки. Его обнимали, прижимали к себе, целовали. При непрекращавшихся звуках оркестров и радостных возгласов толпа Плеханова оторвала от его супруги и захватила его в людской водоворот. Жена его, которая очень опасалась за его здоровье, напрасно умоляла публику не налегать на него слишком сильно, никто к ней не прислушивался. "От большой любви и большой радости мои соотечественники меня чуть не задушили" - рассказывал потом Плеханов, который после этой торжественной встречи испытывал большие муки. Из-за больных легких ему трудно было дышать. Его так прижали, что он чуть не упал в обморок.
В обширных царских палатах, куда "дорогие соотечественники" его в конце концов привели, начались длинные приветственные речи. Говорил председатель Совета рабочих и солдатских депутатов Николай Чхеидзе, члены Временного правительства и другие. На лицах у всех была радость, у многих в глазах стояли слезы. Несмотря на то, что было уже очень поздно и Плеханов страшно устал, его сразу повели на заседание Совета рабочих и солдатских депутатов, где опять-таки продолжали приветствовать и обнимать больного гостя, который еле держался на ногах. Все же он вынужден был отвечать на эти речи.
Так петроградский пролетариат, войска, интеллигенция и население приветствовали ветерана русской революции, старого борца за свободу, который 37 лет провел в изгнании, а теперь с большой опасностью для жизни предпринял поездку в Петроград.
В своей речи на заседании Совета Плеханов, между прочим, сказал: "По своему происхождению я мог принадлежать к числу угнетателей. Я мог принадлежать к "ликующим, праздно болтающим, обагряющим руки в крови". Я перешел в лагерь угнетенных, потому что любил страдающую русскую массу, потому что любил русского крестьянина и русского рабочего. И когда я признаюсь в этой любви, разве кто-нибудь обвинит меня в преступлении? Такого человека между нами нет и быть не может. (Шумные аплодисменты). Я всегда был за освобождение русской трудящейся массы от ига ее домашних эксплуататоров. Но когда я увидел с полной ясностью, что к числу Романовых, к числу их приспешников, к числу всех тех, которые стояли жадной толпой у трона, к числу угнетателей русского народа спешат присоединиться Гогенцоллерны, спешат присоединиться немцы, то я сказал: наша обязанность защищать весь русский народ от немцев, защищать его от Гогенцоллернов".
"Я никогда не видел, товарищи, почему эксплуататор, говорящий по-немецки, должен пользоваться каким-нибудь снисхождением с нашей стороны сравнительно с эксплуататором, говорящим по-русски. Это не имеет никакого смысла. Мы желаем России освобождения от всякой эксплуатации, откуда она бы ни шла. Да здравствует вольная Россия, независимая, избавленная от эксплуатации как со стороны внутреннего врага, так и со стороны внешнего!... Мы должны помнить, что, если немцы победят нас, то это будет означать не только наложение на нас ига немецких эксплуататоров, но и большую вероятность восстановления старого режима. Вот почему надо всемерно бороться как против врага внутреннего, так и против врага внешнего".
И в последующие дни, в продолжение нескольких недель двери дома Плехановых не закрывались. К нему приходили разные посетители - члены Исполкома Совета рабочих депутатов, представители фабрик и заводов, депутации рабочих, солдат, матросов и такие лица, как адмирал Колчак, генералы Алексеев, Корнилов, Родзянко и даже монархист Пуришкевич. Со всех концов России ежедневно получались на его имя десятки писем и телеграмм с пожеланиями, просьбами, предложениями от организаций, групп и отдельных лиц.
В 1917 году Плеханов оказался одним из самых ярых и последовательных противников большевизма. В мае 1917 г. он писал в своей петроградской газете "Единство":
"Большевики хотят искусственно ускорить исторический процесс, сделать в России социалистическую революцию в такое время, когда еще нет необходимых для нее условий. Их выступления очень дорого обошлись России. Поэтому необходимо как можно скорее отмежеваться от них. И когда они говорят другим социалистам: "Не душите своих друзей, давайте совместно работать", революционное демократическое большинство должно решительно ответить им: "Работать вместе с вами можно только на гибель русского государства и русской революции..."...
"Захват власти большевиками - будет самым большим несчастьем, которое только могло случиться с русским рабочим, а стало быть, и с Россией".
Так говорил Плеханов еще в мае 1917 года. Незадолго до Октябрьского переворота он писал:
"Социалистический строй предполагает, по крайней мере, два непременных условия: во первых высокую степень развития производительных сил, так называемой техники; во вторых весьма высокий уровень сознательности в трудящемся населении страны. Там, где отсутствуют эти два необходимых условия, не может быть и речи об организации социалистического способа производства. Если бы рабочие попытались организовать его при отсутствии указанных условий, то из их попытки не вышло бы ничего хорошего. Им удалось бы организовать только голод. Неизбежным следствием "организации голода" явился бы жестокий экономический кризис, после которого рабочие оказались бы в положении гораздо более невыгодном, чем то, в котором они находились до своей попытки. Толковать об организации социалистического общества в нынешней России - значит вдаваться в несомненную, и притом крайне вредную, утопию".
5 июля 1917 г., после провала июльского восстания большевиков, Плеханов писал в "Единстве":
"Когда сторонники Ленина начинают гражданскую войну, демократическое большинство обязано защищать свою позицию и свое правительство. А когда на эту позицию и на это правительство предпринимается вооруженное нападение, тогда нельзя довольствоваться добрыми советами по части общественного спокойствия и хорошими речами о выгодах общественной тишины. Оружие критики становится бессильным там, где начинается критика посредством оружия. Проклятие тем, которые начинают гражданскую войну в эту тяжелую для России годину. И горе тем, которые не умеют ответить насильникам ничем, кроме хороших слов!"
А через два месяца, 3 сентября, Плеханов писал:
"Число сторонников Ленинской тактики быстро увеличивается, по крайней мере в Петрограде. Если события пойдут так, как этого хотелось бы ленинцам, то скоро затяжной кризис, переживаемый нашей революционной властью, получит весьма определенное решение: Ленин займет место А. Ф. Керенского. Это будет началом конца нашей революции...
Вскоре после возвращения своего на родину я писал, что опасные не столько Ленин и его последователи, сколько полу-ленинцы, отвергающие мысль о диктатуре пролетариата и крестьянства и в то же время ведущие себя так, как будто бы они одобряли ее. Теперь видно, что я был прав. Торжество - будем надеяться, временное, ленинцев в петроградских органах революционной демократии, больше всего подготовлено было вопиющей политической непоследовательностью их незаконнорожденных братьев-полуленинцев, имя которым - легион. И оно до сих пор поддерживается, главным образом, той же непоследовательностью... Поразительная, почти беспримерная, непоследовательность полу-ленинцев губит революционную демократию, которая в свою очередь погубит революцию, если только не опомнится, пока еще не совсем поздно". (Подчеркнуто Плехановым).
Через две недели, 16 сентября, Плеханов писал:
"Я всегда говорил, что опасны не ленинцы, а полу-ленинцы. Под полу-ленинцами я понимаю тех наших социалистов, которые, отвергая некоторые основные посылки ленинской тактики, все таки подготовляют его победу тем, что разделяют другие его посылки, в практическом отношении более важные... Речь идет именно о практическом действии, об агитационном влиянии на массу. И вот тут то социалисты, разделяющие известную часть основных посылок Ленина, изо всех сил помогают ему, настраивая рабочих и солдат в желательном для него смысле... Когда у нас составилось коалиционное правительство, полу-ленинцы нашли нужным печатно заявить, что в противоположность западным социалистам наши социалистические светила вошли в министерство с тем, чтобы в недрах его продолжать классовую борьбу. Поставить себе такую роль значит отвергнуть идею коалиции на деле, признав ее на словах. Вот какова логика полу-ленинцев!... Нужно соглашение всех тех классов и слоев, которые не заинтересованы в восстановлении старого порядка. К такому соглашению нельзя придти без взаимных уступок. А им то и мешают полу-ленинцы, усердно работающие на Ленина".