Выбрать главу

"Хотя врачи запретили ему много говорить, он все же меня засыпал разными вопросами о том, что происходит в Петрограде. И он тут же по-своему истолковывал мои ответы о последних политических событиях, опять и опять повторяя "Да, Россия пропала! Да, Россия погибла!" Потом он напомнил нам рассказ Глеба Успенского, где статистик, который подсчитывал число коров у крестьян, от поры до времени отрывался от своего стола и шагая по комнате из одного угла в другой, восклицал: "Две трети коровы на мужика! Россия погибла!" Потом при новом итоге он опять бегал по комнате и кричал: "Россия погибла!"

"То же самое повторяю и я сейчас, - сказал нам Г. В. с горькой улыбкой". Хотя он страшно страдал физически и душевно, он не переставал иронизировать и шутить. Брест-Литовский мир Плеханов считал позором и величайшим несчастьем для России. Он предвидел и надеялся, что союзники с помощью Америки в конце концов победят. "В таком случае, - говорил он, - для России еще не все потеряно, хотя факт предательства всегда останется черным пятном на России". На этот раз я долго не мог оставаться у Плеханова. Я должен был вернуться в Петроград, но я обещал приехать на более продолжительный срок в следующий раз".

"В марте мне опять удалось получить разрешение на въезд в Финляндию. На этот раз я Плеханова застал в еще более худшем состоянии: он начал харкать кровью. Жена его и я не отходили от его постели. Было тяжело видеть его страдания. Он знал, что приближается конец, который он предвидел еще в Лондоне. Мы старались его обнадежить и утешали, что с наступлением весны его здоровье улучшится. Но он не верил этому. Настроение у него было совершенно тяжелое.

Он ясно видел, что большевистские вожди толкают Россию в пропасть. Heоднократно он обращался ко мне с по-видимому глубоко мучившим его вопросом: "Не слишком ли рано мы в отсталой, полуазиатской России начали пропаганду марксизма?"

"Кроме тех минут, когда его душил кашель, он все остальное время не переставал интересоваться всем, что имело какое-либо значение. И хотя врачи ему уже совершенно запретили говорить, он все же продолжал рассказывать о своем прошлом, о своих встречах с разными знаменитостями и т. д. Когда он уставал от разговоров, он просил меня, чтобы я ему вслух читал Лескова, Чехова и Мопассана, При этом он посреди чтения делал очень меткие замечания, сравнения и комментарии. Это были, может быть, самые интересные лекции о мировой литературе. Когда я приходил к себе в комнату после разговоров с Плехановым, я записывал некоторые его меткие замечания и характеристики Ленина, Троцкого, Мартова и других. Если бы возможно было собрать и издать все эти характеристики, воспоминания и комментарии, это составило бы редкую книгу, чрезвычайно интересную, может быть, одну из самых замечательных книг в мировой литературе".

***

В продолжение многих лет Л. Г. Дейчу неоднократно приходилось беседовать с Плехановым с глазу на глаз, присутствовать при его разговорах с другими лицами или слышать его рефераты или речи на разных собраниях, но никогда, по словам Дейча, его речи не были так оригинальны, глубоко захватывающи и интересны, как тогда в финляндском санатории. А главное - замечателен был их тон. "Почему это так было, - писал Дейч, - понятно становится, когда вспоминаешь об историческом и страшном периоде который переживала тогда Россия. Война еще не окончилась, коммунизм только начал свои первые шаги...

И в такое время Плеханов, один из выдающихся русских мыслителей, человек с энциклопедическими знаниями, феноменальной памятью и исключительной наблюдательностью, - лежит пригвожденный к постели в заброшенном санатории, как будто бы скованный. Человек, который привык духовно работать с утра до темной ночи, делиться устно и письменно своими мыслями и мнениями, лежит целыми ночами с открытыми глазами и думает. Его голова не перестает работать и у него рождались разные мысли, воспоминания, сравнения".

"Тут, в тишине и спокойствии, без ежедневной работы, у него начали вырываться наружу все огромные сокровища, которые накоплялись у него в голове в течение десятков лет. Его всесторонние знания, которых он не использовал, его впечатления о многих встречах, переживаниях - все, все рвалось теперь наружу. Получалось впечатление, что он как будто торопился делиться всем тем, что он раньше не успел высказать для того, чтобы не унести с собой все это в могилу. Мне кажется, что только этим его состоянием можно объяснить его тогдашний интимный тон его разговоров".

"Даже после кровоизлияния, когда врачи окончательно запретили ему произнести хотя бы одно слово, его это не удерживало и он продолжал делиться со мной своими мыслями - он записывал на бумажке разные вопросы и высказывал свои мнения о них, а также мнения о разных лицах. Эти записки Плеханова, его последние рукописи я храню как зеницу ока и при случае я их когда-нибудь опубликую". К концу марта положение в Финляндии стало еще беспокойнее. Гражданская война, которая свирепствовала кругом, стала опасной также для санатория".

Нередко санаторий со многими больными оставался без продуктов из-за невозможности достать что-нибудь, ибо та и другая сторона часто конфисковывали все продукты. Дейч вынужден был вернуться в Петроград по личным делам, а также чтобы достать продукты и медикаменты для Плеханова. Но уже при отъезде он страшно беспокоился, сможет ли еще раз приехать к нему. Уже на второй день оказалось, что его предчувствие его не обмануло. "Белые" везде побеждали "красных" в Финляндии, а потом на долгое время всякие сношения с советской Россией были прерваны. Не только нельзя было ездить в Териоки, но даже писем нельзя было посылать туда. "Всякая связь между мной и Плехановым оборвалась.

Невыносимо тяжело было, - писал Дейч, - представить себе, что умирающий Плеханов лежит где-то на чужбине в заброшенном углу одинокий, без всяких средств... В течение нескольких дней мы не знали даже - жив ли еще Плеханов".

" В первых числах июня одна дама, которая каким-то чудом пробралась в Петроград из Финляндии, сообщила мне, что Плеханов скончался 30-го мая. При этом она передала что супруга Плеханова просила ее передать мне, чтобы я получил разрешение перевезти прах Плеханова в Петроград, так как он выразил желание быть похороненным на Волковом кладбище, рядом с Белинским. (Белинский, кстати приходился ему дальним родственником: мать Плеханова была родом Белинская). Хотя я ждал такого сообщения, но это меня поразило как громом и совершенно потрясло".

"Три дня подряд я потом являлся на пограничную станцию Белоостров, пока мне удалось дать знать Розалии Марковне, что нет никаких препятствий для перевезения мертвого Плеханова в Петроград. На том же Финляндском вокзале, где 14 месяцев тому назад его с таким одушевлением встретили огромные массы народа, теперь небольшая группа близких друзей и почитателей встретила его набальзамированный прах. Как известно, советская власть издала приказ, чтобы петроградские рабочие не участвовали в похоронной процессии Плеханова из-за его политики в последнее время. Однако более сознательная часть петроградских рабочих не послушалась этого приказа. И гроб Плеханова сопровождала огромная масса людей".

9 июня на похоронах Г. В. Плеханова, согласно отчету Горьковской "Новой Жизни" от 11-го июня, приняли участие многочисленные политические, рабочие, профессиональные, национальные и научные, студенческие и пр. организации и множество социалистической и демократической интеллигенции Петрограда, а также целый ряд общественных, литературных, культурно-просветительных и кооперативных учреждений. Ровно в 12 часов гроб на руках друзей и близких покойного был вынесен из помещения Вольно-экономического общества под звуки музыки "Коль славен", исполненной матросским оркестром бывшей яхты "Штандарт". Депутаций и венков было бесконечно много. Обращал внимание венок от монархиста В. М. Пуришкевича - "Политическому врагу, великому русскому патриоту Георгию Валентиновичу Плеханову"...