В 1912 году Горький сотрудничал в либеральном журнале "Вестник Европы", и в письме к его литературному редактору Н. Д. Овсянико-Куликовскому характеризовал журнал, как "старейший, наиболее глубоко понимающий значение культуры, наименее партийный" (M. Горький "Материалы и исследования", том III, Москва. 1941, стр. 143.) В другом письме об известной книге Овсянико-Куликовского "История русской интеллигенции", он писал: "С большим волнением прочитал вашу "Историю интеллигенции" и теперь рекомендую эту книгу разным начинающим писателям". В письмах к начинающим писателям 1912-13 г.г. Горький неоднократно отмечал в числе лучших книг - книгу Овсянико-Куликовского (Там же. Стр. 145.).
Когда вспыхнула Февральская революция, Горькому было 49 лет. Теоретически он оставался революционным социал-демократом до самого октябрьского переворота. Его газета "Новая Жизнь" часто брала под свою защиту Ленина. Но Горький до последней минуты не верил, что большевики готовят вооруженное восстание против Временного Правительства с тем, чтобы самим захватить власть и учредить диктатуру своей партии.
И после октябрьского переворота никто так не бичевал большевиков, в частности - Ленина, как Горький. 7 ноября (20-го) 1917 г. он писал в своей газете "Новая Жизнь":
"Ленин, Троцкий и сопутствующие им уже отравились гнилым ядом власти, о чем свидетельствует их позорное отношение к свободе слова, личности и ко всей сумме тех прав, за торжество которых боролась демократия. Слепые фанатики и бессовестные авантюристы сломя голову мчатся якобы по пути к "социальной революции" - на самом деле это путь к анархии, к гибели пролетариата и революции. Рабочий класс не может не понять, что Ленин на его шкуре, на его крови производит только некий опыт, стремится довести революционное настроение пролетариата до последней крайности и посмотреть, что из этого выйдет? Рабочие не должны позволять авантюристам и безумцам взваливать на голову пролетариата позорные, бессмысленные и кровавые преступления, за которые расплачиваться будет не Ленин, а сам же пролетариат".
10-го (23-го) декабря того же года Горький писал:
"Народные комиссары относятся к России, как к материалу для опыта, русский народ для них - та лошадь, которой ученые бактериологи прививают тиф для того, чтобы лошадь выработала в своей крови противотифозную сыворотку. Вот именно такой жестокий и заранее обреченный на неудачу опыт производят комиссары над русским народом, не думая о том, что измученная, полуголодная лошадь может издохнуть. Реформаторам из Смольного нет дела до России, они хладнокровно обрекают ее в жертву своей грезе о всемирной или европейской революции".
В той же статье Горький писал о Ленине:
"Сам Ленин, конечно, человек исключительной силы; 25 лет он стоял в первых рядах борцов за торжество социализма, он является одною из наиболее крупных и ярких фигур международной соц.-демократии; человек талантливый, он обладает всеми свойствами "вождя", а также и необходимым для этой роли отсутствием морали и чисто барским, безжалостным отношением к жизни народных масс. Ленин "вождь" и - русский барин, не чуждый некоторых душевных свойств этого ушедшего в небытие сословия, а потому он считает себя вправе проделать с русским народом жестокий опыт, заранее обреченный на неудачу. Измученный и разоренный войною народ уже заплатил за этот опыт тысячами жизней и принужден будет заплатить десятками тысяч, что надолго обезглавит его".
Далее Горький писал:
"В современных условиях русской жизни нет места для социальной революции, ибо нельзя же, по щучьему веленью, сделать социалистами 85 процентов крестьянского населения страны, среди которого несколько десятков миллионов инородцев-кочевников. От этого безумнейшего опыта прежде всего пострадает рабочий класс... Мне безразлично, как меня назовут за это мнение о "правительстве" экспериментаторов и фантазеров, но судьбы рабочего класса и России - не безразличны для меня. И пока я могу, я буду твердить русскому пролетарию:
Тебя ведут на гибель, тобою пользуются как материалом для бесчеловечного опыта, в глазах твоих вождей ты все еще не человек!"
9-го (22-го) января 1918 года в день похорон в Петрограде погибших от расстрела большевиками участников демонстрации в защиту Учредительного Собрания, Горький писал в "Новой Жизни":
"Лучшие русские люди почти сто лет жили идеей Учредительного Собрания, политического органа, который дал бы всей демократии русской возможность свободно выразить свою волю. В борьбе за эту идею погибли в тюрьмах, в ссылке и каторге, на виселицах и под пулями солдат тысячи интеллигентов, десятки тысяч рабочих и крестьян. На жертвенник этой священной идеи пролиты реки крови - и вот "народные комиссары" приказали расстрелять демократию, которая манифестировала в честь этой идеи. Напомню, что многие из "народных комиссаров" сами же, на протяжении всей политической деятельности своей, внушали рабочим массам необходимость борьбы за созыв Учредительного Собрания. "Правда" лжет, когда пишет, что манифестация 5-го января была сорганизована буржуями, банкирами и т. д. и что к Таврическому дворцу шли именно "буржуи", "калединцы". "Правда" лжет, - она прекрасно знает, что "буржуям" нечему радоваться по поводу открытия Учредительного Собрания, им нечего делать в среде 246 социалистов одной партии и 140 - большевиков. "Правда" знает, что в манифестации принимали участие рабочие Обуховского, Патронного и других заводов, что под красными знаменами Российской С.-Д. Рабочей партии к Таврическому дворцу шли рабочие Василеостровского, Выборгского и других районов. Именно этих рабочих и расстреливали, и сколько бы ни лгала "Правда", она не скроет этого позорного факта".
Пока выходила его газета "Новая Жизнь", Горький не переставал бичевать коммунистическую власть. Потом большевики закрыли газету. Горький помирился лично с Лениным, но пессимизм его рос: "Пролетариат не готов к роли, которую навязала ему история", - говорил он в 1919 г. E Д. Кусковой, а писателю Б. К. Зайцеву он однажды сказал: "Дело, знаете ли, простое. Коммунистов горсточка. А крестьян миллионы... миллионы!.. Все предрешено. Это непременно так будет. В мире не жить. Кого больше, те и вырежут. Предрешено. Коммунистов вырежут".
Позже, под влиянием, главным образом, вестей о белом движении, Горький решил сотрудничать с советской властью и воздействовать на нее.
"Довольно отсиживаться, - говорил он тогда своим друзьям. Социалистическая демократия должна войти в ряды большевиков и незаметно их окружить. Надо постараться на них влиять, иначе они непоправимых глупостей наделают. Они уже сейчас черт знает, что творят".
Так, по словам Т. И. Манухиной, жены доктора И. И. Манухина, которые тогда были в большой дружбе с Горьким, у Горького возник план "окружения большевиков".
"В реальности, - пишет Т. И. Манухина, - это означало посадить на плечи советской власти социалистическую интеллигенцию всех толков и этим спасти страну от гибели, а революцию от контрреволюции" (См. статью Г. Таманина (Т. И. Манухиной) о Горьком в парижских "Русских записках", ноябрь 1938 г.).
Свою деятельность Горький начал ролью заступника за гонимую "буржуазию", ходатая в стане большевиков. Он поднимает на ноги Смольный, настаивает, стыдит кого нужно. Если что не помогало, он ездил в Москву к Ленину. Не щадя слабого здоровья, ездил зимой в неотопленных вагонах, простуживался и болел. Когда начался массовый террор, - рассказывает Манухина, - Горький был возмущен до глубины души. Он мужественно заступался не только за либералов и демократов, но и за великих князей и кое-кого из них он спас от расстрела (См. об этом воспоминания вел. кн. Гавриила Константиновича "В мраморном дворце", изд. имении Чехова, Нью-Йорк., ldn-knigi).
Великие князья Павел Александрович, Георгий Михайлович и Николай Михайлович были спешно расстреляны петроградской ЧеКа, осведомленной из Москвы, что Горький уговорил Ленина их освободить.
"Я примчался на вокзал с бумагой, подписанной Лениным, - рассказывал Горький тогда Манухиным. - Очень торопился, чтобы попасть на петербургский вечерний поезд. Случайно на платформе мне попалась в руки вечерняя газета. Я развернул ее... Расстрел Романовых!.. Я обомлел. Вскочил в вагон. Дальше ничего не помню. Очнулся глубокой ночью в Клину, один в пустом вагоне на запасном пути".