Институционализация социологии продвигается гораздо медленнее. Ее первое оформление происходит в 1958 году, но речь идет не о лаборатории и уж тем более не об институте, а всего лишь об «ассоциации» – Советской социологической ассоциации (ССА). Первая лаборатория, занимающаяся исследованиями труда и повседневной жизни, создана в 1961 году в московском Институте философии[64]. Вплоть до 1968 года, когда появляется первый институт социологии (Институт конкретных социологических исследований, ИКСИ), эта дисциплина остается под каблуком у философии, хранительницы марксистской догмы. Чтобы выйти из-под власти марксистско-ленинской идеологии, социология, как и некоторые исторические школы, отдает предпочтение эмпирическим исследованиям. На ниве исторической науки школа так называемой «новой ориентации» и ее лидер Михаил Гефтер призывают к развитию исследований по модели «Восемнадцатого брюмера Луи Бонапарта», выступают против «исторического материализма, который отказывается поверять теорию социальной реальностью»[65]. С социологией же было сложнее. Если первые исследования труда поощрялись властью, то работы в других областях принимались настороженно. Однако в 1960-е годы им по крайней мере никто не пытался препятствовать. В институциональном плане социологи стремились найти защиту под крылом у экономистов, в частности в эконометрике. В 1961 году новосибирский ИЭОПП принимает в свое лоно Центр исследований по проблемам молодежи, а в 1966-м – Отдел социологии труда под руководством Татьяны Заславской.
Институты, созданные в 1960-е годы, расширяют сферу своего влияния за пределы научной сферы – в вузы, в государственный и партийный аппарат. Постсталинская власть не тормозит эту экспансию, а даже, наоборот, ее поощряет. Ища поддержки у академического истеблишмента, она, возможно, вынашивала план наделить этот сегмент советской элиты полномочиями по принятию решений «наравне с партаппаратом, административной бюрократией и ВПК»[66].
Некоторым из этих новых институтов разрешено создавать кафедры в самых элитных вузах, например в МГУ, на этом стратегическом плацдарме для интеграции во властные структуры, или в Новосибирском государственном университете, призванном стать кузницей кадров для Сибирского отделения Академии наук. Иметь кафедры в таких учреждениях означало обладать мощным подкреплением собственной легитимности в академическом поле, особенно на случай изменения политического курса.
Хрущевская власть жаждет заручиться поддержкой со стороны новых институтов. С самого своего создания ИМЭМО и ИКСИ должны вырабатывать рекомендации для правительства. ЦЭМИ расширяет свою сферу влияния в органах, связанных с планированием. В 1966 году отдельные его научные сотрудники вступают в Государственный комитет по материально-техническому снабжению (Госснаб), получая доступ к операционному центру системы планирования, в задачи которого входит снабжение предприятий всем необходимым для выполнения плана. Их цель – реформировать это учреждение. По мнению отцов-основателей эконометрики, оно составляет «основное препятствие экономическому развитию», поскольку фиксирует цены «совершенно произвольно» и подталкивает к растратам капитала, который достается предприятиям даром[67]. В 1970-х годах представители эконометрики внедряются также в Государственный комитет по науке и технике (ГКНТ), ведающий планированием в науке и помощью в принятии решений в сфере промышленного развития. Наконец, исследователи из реформистских институтов в индивидуальном порядке привлекаются в качестве советников Центральным комитетом партии (ЦК КПСС). Эта позиция открывает им доступ к ответственным постам в университетской и академической иерархии (в руководстве институтов). Ю. Андропов, заведующий сектором социалистических стран в Отделе международных отношений ЦК с 1957 по 1967 год, набирает своих консультантов в Академии наук. «Внутри того бастиона догматизма, каковым являлась Старая Площадь (штаб-квартира ЦК), – отмечает М. Левин, – отдел Андропова был “свободным миром”»[68]. Андропов занимал тогда высокую позицию в иерархии (он – секретарь ЦК с 1962 года). Это означает, что его советники были достаточно надежно «застрахованы». Среди них фигурируют Г. Арбатов и О. Богомолов; первый в 1967 году станет директором Института США и Канады (образовавшегося на базе подразделения ИМЭМО), а второй – в 1969-м директором ИЭМСС.
65
Кагарлицкий 1993: 245. О работах исторической школы М. Гефтера см. также: Markwick 1994.