Вся трудность при работе с таким многозначным, подвижным и неоднородным объектом состоит в том, чтобы рассматривать его с адекватного ему фокусного расстояния, не преувеличивая и не преуменьшая его важность и масштабы.
В исследованиях о Перестройке и переходном периоде в России неформальные политические клубы часто растворяются в более широких категориях (молодежных движениях, гражданском обществе) или же вовсе не принимаются во внимание как слишком малозначительные элементы в общем процессе разложения политической системы.
Быстротечность истории неформального движения (1987—1989) также не способствовала росту интереса к нему, и часто его попросту низводили до роли предвестника «демократического движения», которое последовало за ним в 1989—1990 годах, приняв уже более традиционную форму оппозиции.
С 1986—1987 годов были созданы тысячи клубов в самых разных сферах (культурной, научной, спортивной, музыкальной, образовательной, религиозной и т.д.), политические организации среди них почти незаметны. Первые советские комментаторы связывали эти клубы с активностью молодежи. Возможно, отчасти это объясняется спецификой употребления термина «неформал», возвращенного в обиход перестроечными журналистами. Этот термин возник двумя-тремя десятилетиями раньше и обозначал одновременно и клубы (самодеятельные) любителей театра, поэзии и кинематографа, создаваемые молодежью в 1950—1960-х годах, и группы подростков 1960—1970-х, чье поведение считалось более-менее девиантным и даже делинквентным. Что интересно, одна из самых первых статей о клубах, опубликованная в очень уважаемом социологическом журнале, подписана именем офицера Министерства внутренних дел[7]. Использование слова «неформал» позволяет возвести генезис этих нарождающихся групп скорее к истории неполитических практик, объединяющих часть молодежи (пусть даже и девиантной), нежели к движениям оппозиции, таким как диссидентство 1960—1970-х годов. И кстати, с самого начала Перестройки слово «неформал» довольно быстро теряет всякую негативную коннотацию в глазах властей: неформальные клубы имеют возможность легализоваться, зарегистрировавшись в рамках той или иной организации, ответственной за работу с молодежью (Дворцов и Домов культуры, внешкольных учреждений досуга, образовательных учреждений). Сфера компетенции этих организаций объективирует и закрепляет, таким образом, «молодежное» определение неформального движения. Этим, возможно, и объясняется то, что первым научным исследованиям оказалось крайне трудно дистанцироваться от официальных категорий, в которые были вписаны политические клубы.
С 1989—1990 годов неформальное движение определяется уже как феномен, затрагивающий все общество в целом, вне зависимости от возраста участников. Его рассматривают как зародыш «гражданского общества»[8]. Скорее всего, такое изменение общественного значения, придаваемого неформальному движению, связано с его морфологической трансформацией: в декабре 1987 года «Правда» насчитала в СССР 30 000 клубов, а в 1989 году – уже в два раза больше; с 1990 года говорится о сотнях тысяч организаций, в которых задействовано от 2—2,5 млн до 5 млн человек.
Теперь внутри общего движения «политизированные» клубы начинают выделять в особую категорию. Их считают (в 1990 году таковых было, по одним оценкам, 3000, а по другим – 6000) и вносят в публикуемые каталоги, где они классифицированы по идеологическому профилю. Именно эти политические клубы изучают теперь как форпост и символ неформального движения. Некоторые авторы даже утверждают, что главное свойство этих «неформальных клубов третей волны» – их политический характер[9]. Им посвящены три серьезных труда[10] общим тиражом до 145 000 экземпляров, что дает адекватное представление о том, какую важность придавало этому вопросу реформистское крыло партии.
Мысль о том, что неформальное движение – это зародыш гражданского общества, присутствует во всех российских и западных работах 1990-х годов. В лучших традициях школы, работающей с «тоталитарной теорией», С. Фиш делает акцент на оппозиции государство – гражданское общество: по его мнению, как только в режимах советского типа появляется гражданское общество, оно неминуемо перерастает в политическую оппозицию. А советскому государству свойственны «стремление монополизировать власть, нетерпимость ко всему, что проявляет независимость и бросает ему вызов, принципиальная неспособность или отказ разделять власть и авторитет»[11]. Все эти черты, утверждает автор, оставались в силе во время Перестройки, что доказывало «фундаментальную и структурную неспособность государства к реформированию»[12]. Каковы бы ни были внутренние линии разлома в государстве, оно, по словам Фиша, всегда демонстрировало нерушимую сплоченность против гражданского общества[13].
7
Сундиев 1987. Речь идет о журнале Института социологии Академии наук. Стоит отметить, что автор вовсе не выступает за преследования неформалов.
8
Впервые в литературе, предназначенной для широкой публики, это выражение встречается в 1990 году.
9
Сундиев 1990. Два предшествующих периода массового появления клубов приходятся на 1920-е и 1950—1960-е годы. На самом деле речь идет не столько о третьей волне, сколько об использовании термина «неформал» в новом значении.
13
«Исследователи-ревизионисты [противостоящие тоталитарной школе –