Во Франции и Италии политическая борьба приобретает совсем иной облик. Она идет не вокруг второстепенных принципов, а вокруг самих основ государства и сущности режима. Коммунистические партии не приемлют западной демократии, не принимают плюрализма партий, который они желают заменить однопартийностью; они не признают никакого права на оппозицию и свободное выражение любых взглядов. Некоммунистические партии отвергают однопартийность, тоталитарную концепцию государства, уничтожение оппозиции и подавление политических свобод. Борьба между двумя указанными группами уже не спортивное состязание двух соперничающих команд — это борьба не на жизнь, а на смерть. С одной лишь разницей: гибель грозит только одной стороне. Ведь взятие власти коммунистами повело бы к уничтожению других партий, но отправление ее последними, напротив, предполагает, что они будут толерантны к коммунистам: по крайней мере иное означало бы отречение от их собственных принципов. Этот третий тип борьбы партий, впрочем, не является специфическим для государств, имеющих влиятельные коммунистические партии; он присущ всем странам, где есть партии тоталитарной природы со структурой ордена, достигшие известной силы. Он присутствовал в Италии 1920 г., хотя там вовсе не было коммунистической партии. Такое противостояние по фундаментальным принципам гораздо больше занимает партии, чем их избирателей: во Франции, например, избиратели, голосующие за коммунистов, несомненно, тоже привержены свободе слова, уважению оппозиции и политических форм демократии; в Италии средние классы, которые привели фашизм к власти, вряд ли жаждали диктатуры. Но сама природа и методы работы тоталитарных партий позволяют им пренебрегать подобной внутренней оппозицией, когда они стоят у власти. Было бы излишне доказывать недолговечность этой системы; она по определению жизнеспособна лишь до тех пор, пока тоталитарная партия остается б оппозиции или пока ее участие в правительстве минимально. Если она оказывается у власти одна, то уничтожает соперников; если представлена в правительстве достаточно широко, то пускает в ход описанные выше приемы их дезинтеграции.
Подобная политическая структура жизнеспособна только в условиях многопартийного режима. Двухпартийность немыслима, как только одна из партий приобретает тоталитарный характер: ведь в силу принципа чередования партий она — на долгий ли, короткий ли срок — получила бы власть, а это сразу разрушило бы дуализм. Допустимо еще предположить возможность установления двухпартийной системы в Германии, к чему мог бы подтолкнуть мажоритарный избирательный закон, но не в Италии или Франции, ибо там одним из двух соперников была бы коммунистическая партия. Разумеется, естественная тенденция к умеренности, которую порождает механизм двухпартийности, повела бы к постепенному разрушению ее тоталитарной структуры и устранению присущего ей характера ордена, если бы партия принимала правила игры. Но ее природа и характер совершенно исключают такое допущение: при первом же успехе коммунистов на выборах двухпартийный механизм был бы ликвидирован. В условиях же многопартийного режима тоталитарная партия может существовать достаточно продолжительное время — в том случае, если она ограничивается оппозицией или минимальным участием в правительстве; закон системы обычно противодействует тому, чтобы она могла получить абсолютное большинство и претендовать на единоличное управление. Достаточно того, чтобы другие партии осознали ту доминантную и разрушительную роль, которую она в силу своей структуры играет в любом альянсе, чтобы путем ее изоляции ликвидировать всякую серьезную угрозу существующему строю. Однако его могут ждать и худшие времена, поскольку сопротивление тоталитарной партии в силу естественных причин бывает более упорным и беспощадным, чем противодействие других партий, и в то же время — гораздо более эффективным (благодаря ее структуре, техническое превосходство которой известно).
Политическая ситуация, которая в результате складывается, благоприятна для зарождения тоталитарных партий противоположного толка, и в этом состоит самая серьезная опасность для режима. Фашистская пропаганда находит весьма мощную питательную среду, эксплуатируя изначальную асимметрию между коммунистической партией и ее демократическими противниками. Последним их принципы мешают ликвидировать ее, как это сделала бы она на их месте; менее совершенная структура делает их более уязвимыми для ее пропаганды, тогда как она сама куда менее чувствительна к их воздействию; ответственность в качестве правящих партий снижает их популярность, тогда как ее положение перманентной позиции позволяет ей свободно предаваться демагогии. Развивая эти темы, фашистские партии нагнетают естественное чувство страха перед коммунизмом и постепенно притягивают электорат демократических партий; соответственно ослабление этих последних придает фашистской пропаганде дополнительную силу, которая стремительно ускоряет темп событий: зажатые между двумя соперничающими тоталитарными партиями, нетоталитарные партии рискуют рухнуть. Эта диалектика фашизма сегодня сдерживается памятью о войне: сотрудничество с оккупантами или участие фашистских партий в преступлениях против человечества привели к запрету тех из них, что родились до 1945 г.; суровое осуждение, которым они окружены, тоже обращает общественное мнение против их возможных подражателей. Но время неумолимо устраняет эти препятствия; до тех пор, пока демократические режимы не сумеют стабилизировать и ослабить свои коммунистические партии — и не полицейскими мерами, которые были бы несовместимы с их принципами, но путем преобразования своей экономической и духовной структуры, — они будут оставаться такими же безоружными перед неофашизмом, какой оказалась веймарская Германия перед гитлеризмом. В конечном счете им не избежать фашистской заразы, если они позволят развиваться условиям фашизма.
Заключение
Не будет излишним еще раз напомнить, что положения этой книги носят характер временный и гипотетический, поскольку нередко основаны на чересчур ограниченном количестве наблюдейий и чересчур поверхностны, чтобы дать строгие результаты. Не единожды нам приходилось связывать воображаемыми линиями немногие ясные точки, разбросанные в совершеннейшей тьме: задания, достигнутые таким способом, могут дать лишь весьма и весьма приблизительную картину действительности. Дальнейшее развитие науки о политических партиях (может быть, назвать ее стазиологией?1), несомненно, приведет к пересмотру многих сформулированных выше положений. Но так или иначе некоторые основные феномены представляются более или менее установленными, и, отправляясь от них, можно сделать несколько общих выводов.
Противники «режима партий» обнаружат для себя в этом сочинении немало аргументов. Организация политических партий, бесспорно, не соответствует демократической ортодоксии. Их внутренняя структура по самой своей сущности автократична и олигархична; несмотря на внешнюю видимость, их руководители на самом деле не выдвигаются членами партии, а кооптируются или назначаются центром; они имеют тенденцию образовывать изолированный от активистов руководящий класс, некую касту, более или менее замкнутую в себе самой. В той мере, в какой они оказываются избранными, партийная олигархия расширяется, но отнюдь не становится от этого демократичнее: ведь выбор сделан членами партии, которые по отношению к тем, кто отдает свои голоса во время всеобщих выборов, выступают явным меньшинством. Парламентарии все больше и больше оказываются подчинены власти внутреннего руководства, а это означает, что над массой избирателей доминирует гораздо менее многочисленная группа членов и активистов партии, сама к тому же подчиненная руководящим органам. Следует сказать больше: даже если предположить, что парламентарии руководят партиями, их демократический характер останется иллюзией, ибо сами выборы крайне неудовлетворительно отражают подлинную сущность общественного мнения. Оно создается партиями ничуть не в меньшей степени, чем выражается ими: они формируют его посредством пропаганды, они навязывают ему предустановленные рамки. Партийная система — это не только отражение общественного мнения, но и результат внешних и технических по отношению к нему моментов (таких, например, как способ голосования), которые ему предписываются. Общественное мнение с большим основанием можно назвать проекцией системы партий, нежели систему партий точным отражением общест венного мнения.