С другой стороны, значительную роль сыграли, конечно, настроения коммунистов. Сопротивление реорганизации коммунистической партии в 1924–1925 гг., по-видимому, доказывает, что массы предпочитали старый принцип секций новой системе. Здесь, очевидно, нужно принять в расчет власть устоявшихся привычек и приверженность традициям. Однако сопротивление ячейкам было куда более сильным, чем обычное неприятие новшеств. Сегодня, когда эта система существует в коммунистических партиях уже 25 лет, среди их членов отмечается тенденция к предпочтению локальных ячеек производственным. На последних съездах партии во Франции, особенно в 1950 г., этот феномен неоднократно подчеркивался, и руководители компартии упорно настаивали на фундаментальном характере производственной ячейки. «Это вопрос величайшего политического значения, он касается самой концепции нашей партии», — подчеркнул Морис Торез4. А. Лекёр в своем организационном докладе связал это охлаждение к производственным ячейкам с ложной ориентацией тех из них, которые замыкаются в чисто профессиональных требованиях и принижают политические проблемы. И все же напрашивается вопрос: так ли уж удовлетворительно это объяснение, и действительно ли предпочтение локальных объединений, то есть секций, не имеет более глубоких причин? Что работа секций (или локальных ячеек) менее эффективна, это несомненно. Но ведь многие примыкают к партии не только из-за работы: они ищут в ней отвлечения от повседневных забот, расширения своего горизонта, — «дивертисмента»8, как сказал бы Паскаль. С этой точки зрения собрания секций с их более широкими рамками, возможностью встреч с людьми из другой среды, докладами, дискуссиями, да и просто «говорильней» на местные темы обладают куда большей привлекательностью, чем собрания ячеек. Система ячеек может сложиться и поддерживаться только за счет постоянных усилий из центра. На такое усилие способна компартия, где власть руководства огромна; оно не по силам социалистическим партиям, более децентрализованным и менее дисциплинированным.
Говорят, что система секций закономерна для партии, которая организует народные массы, что она естественна — в отличие от искусственной, то есть требующей для своего поддержания постоянного напряжения, системы ячеек. Не стоило бы преувеличивать ни этой противоположности, ни трудностей выживания партий на производственной базе. Жизнеспособность ее французская компартия, может быть, особо подчеркнула сегодня тем фактом, что самый могущественный профсоюзный центр Франции ВКТ (Всеобщая конфедерация труда) напрямую подчинен ФКП. Когда главные профсоюзы идут за социалистами, коммунистическая ячейка имеет четкую основную задачу: война против них, выдвижение более высоких требований в борьбе за жизненные права трудящихся, — словом, подрыв профсоюзов изнутри. И наоборот, когда профсоюзы идут в фарватере компартии, возникает опасность дублирования их деятельности в работе ячейки. Вместе с тем заметно, что значение производственных ячеек ощутимо снизилось в ФКП в 1945 г. по сравнению с предвоенным периодом (см. табл. 2 и 3). Этот феномен отчасти объясняется изменением социальной структуры, нарушением ее пропорций за счет большего притока представителей средних классов и крестьянства по сравнению с рабочим классом (см. табл. 4). Но это не единственная причина: в 1944 г. численность производственных ячеек была ниже, чем в 1937, в то время как численность рабочих-коммунистов увеличилась. После 1946 г. доля рабочих в партии как будто возросла, тогда как число ячеек на предприятиях снизилось. Доклад, представленный А. Лекёром съезду ФКП в 1950 г., не содержит общих цифр, но там приводится несколько характерных фактов, по поводу которых он замечает: «Речь идет не об отдельных случаях, а о примерах, которые вписываются в общую тенденцию»5. Таким образом, сохранение в силе положения о производственной ячейке в качестве базового элемента партии, по-видимому, сталкивается с известными трудностями, которые руководители партии стремятся преодолеть, поскольку они считают эту систему более эффективной по сравнению с секционной.
По отношению к рабочим партиям это, конечно, обоснованно. Секция организует людей, если так можно выразиться, небрежно, поверхностно, от случая к случаю. Ячейка же, напротив, в силу своих параметров и стабильности обеспечивает регулярный, тесный, основательный охват. Что работа в ячейке отталкивает многих сторонников партии, которые предпочитают ей «говорильню» секций, — это несомненно; но это как раз наименее зрелые, наименее искренние и наименее надежные ее члены. Другие же, напротив, видят в ячейке точный и надежный инструмент оперативного действия, и в то же время — своего рода центр воспитания. Производственный принцип, несомненно, составляет один из элементов силы коммунистической партии. Но нельзя не отметить, что это имеет своей оборотной стороной известное смещение центра политической деятельности. Комитет по самой своей сущности — организм электоральный и парламентский, средство для завоевания избирателей и давления на избранных: он позволяет организовать выборы и наладить контакт граждан с их депутатом. В секции эти качества уже ощутимо ослаблены. Ее собрания дают возможность просвещения членов партии; она ставит задачу не только добиваться успехов на выборах, но и давать своим членам политическое воспитание, и таким образом формирует элиту, непосредственно вышедшую из народа и способную действовать от его имени. Но при всем том электоральные и парламентские функции и здесь остаются преобладающими. В ячейке же они, напротив, становятся совершенно второстепенными. И по своим рамкам, и по своим масштабам ячейка — это инструмент, не приспособленный для избирательной борьбы: она не совпадает с округом или какой-либо частью округа; она задумана для действия внутри предприятия, но не для участия в политическом волеизъявлении. Конечно, ячейки можно использовать в агитационной работе во время избирательных компаний, но довольно сложным и окольным путем: они должны направляться какими-то другими органами.
Выбор ячейки в качестве организационной основы партии влечет за собой глубокую эволюцию самого понятия политической партии. Орган, предназначенный для завоевания голосов, связи с избранными, поддержания контакта между ними и избирателями превращается в инструмент агитации, пропаганды, организации масс и возможно — подпольного действия, для которого выборы и парламентские дебаты всего лишь одно из многих средств борьбы, и притом средство второстепенное. Не будет излишним подчеркнуть смысл подобной трансформации: она означает разрыв с существующим политическим режимом и органами, которые он создал для обеспечения своего функционирования. Становление всеобщего избирательного права и парламентской демократии породило политические партии; но эволюция этих партий придала некоторым из них структуру, способную устранить и выборы, и сам парламент. Система ячеек — только начальный элемент данного феномена: он включает и куда более серьезные.
Разрыв с электоральным и парламентским действием еще более очевиден у тех политических партий, которые взяли в качестве базового элемента милицию — род внутренней армии, члены которой организованы по-военному, подчинены той же дисциплин и получают ту же подготовку, что и солдаты. Они одеты в униформу со знаками различия, умеют, как солдаты, маршировать под музыку и со знаменами впереди; они способны повергнуть противника и оружием, и средствами психического давления. Но члены этих отрядов остаются гражданскими лицами; за некоторым исключением, они не мобилизованы и не находятся на содержании организации, их просто вызывают на сборы и регулярные тренировки. Они должны быть всегда готовы предоставить себя в распоряжение своих вождей. Среди них обычно выделяют две категории: одни составляют подобие активной армии, а другие — только резерв. Например, в СА, гитлеровских штурмовых отрядах, активная категория созывалась три-четыре раза в неделю и почти каждое воскресенье для пропагандистских маршей или охраны политических собраний; милиционеры старше 35 лет или те, кого отвлекали профессиональные обязанности, были сгруппированы в отдельные части и несли менее обременительные повинности. Точно так же в организации итальянских боевых фаший, созданной в 1921 г., различались активные элементы principii и triari — нечто вроде территориальных подразделений, предназначенных для второстепенных целей.