Измѣняйте хоть каждые полгода свою общую конституцію, разнообразьте до безконечности свою политическую систему, но если не измѣнится принципъ унитарнаго обобщенія, если мѣстности или естественныя группы по прежнему будутъ осуждены на поглощеніе высшей аггломераціей, которую можно назвать искусственною, потому что въ ней нѣтъ ничего необходимаго и она по своей видимой цѣли ничто иное какъ произведеніе заблужденія и стремится къ невозможному; если наконецъ централизація останется первымъ закономъ государства, правительственною панацеею, то общество, вмѣсто того, чтобы идти впередъ, обратится на самого себя, сдѣлается революціоннымъ, и, если положеніе ухудшится, быстро направится къ упадку и погибели.
Наши законодатели и составители конституцій, начиная съ 1789 г., чуяли эту опасность. Они признавали непрочность своихъ системъ, хотя не понимали ея причины: поэтому они выставили принципъ усовершаемости своихъ конституцій. Старый порядокъ (ancien régime) или божественное право и не подозрѣвалъ возможности такой усовершаемости (perfectibilité); по его мнѣнію неизмѣнность учрежденій доказывала ихъ совершенство или, что тоже, божественность ихъ происхожденія. Въ этомъ старый порядокъ былъ отчасти правъ, точно также, какъ теоретики 1789 г. со своей конституціонной усовершаемостью отчасти заблуждались. Мы уже сказали, что народы увлечены въ правительственный циклъ, который можно разсматривать какъ приготовительный фазисъ: съ этой точки зрѣнія можно сказать, что въ исторической послѣдовательности нашихъ конституцій есть нѣчто въ родѣ прогресса. Но когда общество отыщетъ точку опоры и начнетъ жить нормальною жизнью, политическая конституція не станетъ измѣняться и тогда уже нельзя будетъ говорить о прогрессѣ. Неизмѣнность движенія исключаетъ подобное понятіе.
Притомъ же всякій можетъ убѣдиться, какимъ скуднымъ рессурсомъ была для Фраціи съ 1789 г. эта мнимая конституціонная усовершаемость. Наши правительства держались лишь довѣріемъ, которое имъ оказывала страна, и отчасти своею новизною, всегда вызывавшею надежды, показавъ же себя на дѣлѣ и утративъ довѣріе, династіи падали окончательно. Въ доказательство приведемъ Консульство и первые года Реставраціи и царствованія Луи-Филиппа. Кто теперь серьезно думаетъ объ усовершенствованіи конституціи 1852 г.? Она останется тѣмъ, чѣмъ есть, или будетъ замѣнена другою, причемъ, надѣюсь, авторы новой конституціи не станутъ объявлять о вѣчности своего творенія подъ предлогомъ усовершаемости и прогресса. Послѣ конституцій 1791, 1795, 1848 и 1852 годовъ, которыя всѣ предвидѣли и заранѣе регламентировали свой пересмотръ, было бы глупо повторять, что конституція усовершаема.
Порокъ политической системы, порокъ, который можно назвать органическимъ, заключается въ томъ, что провинціи и города, изъ которыхъ состоитъ государство и которые, какъ естественныя группы, должны пользоваться цѣльною и полною автономіею, управляются не сами собою, какъ бы слѣдовало вошедшимъ въ ассоціацію городамъ и провинціямъ, а центральною властью и какъ завоеванное населеніе. Съ удержаніемъ такого порядка что толку въ перемѣнѣ формы правительства? Можно ли думать, что усовершенствованіе конституціи восполнитъ собою уничтоженныя общественныя вольности? Такое предположеніе нелѣпо.
Въ видахъ уменьшенія послѣдствій такой смертоносной сосредоточенности, кромѣ законнаго усовершенствованія конституціи, было придумано еще коллективное правительство. Я уже цитировалъ эту статью хартіи: «Верховная власть, единая и нераздѣльная, отправляется коллективно королемъ, палатою перовъ и палатою депутатовъ.» Король — представитель единства, центральной силы и общности интересовъ, перы — именитыя лица, по большей части уроженцы департаментовъ. Депутаты — выборные департаментовъ пропорціонально населенію послѣднихъ. Такимъ образомъ каждый городъ, каждая провинція имѣютъ въ палатахъ своихъ естественныхъ представителей. Исполнительная власть ввѣрена министрамъ, по большей части, если не исключительно, уроженцамъ департаментовъ, и которые должны быть поддерживаемы большинствомъ палатъ. Наконецъ всѣ французы пользуются правомъ обсуждать дѣйствія правительства и всѣ они одинаково могутъ занимать общественныя должности. Неправда ли, сколько гарантій? и какимъ довѣріемъ должна была проникнуться нація, когда король Лудовикъ XVIII предложилъ ей эту хартію! Она забыла и нашествіе, и присутствіе непріятеля въ городахъ, и всѣ несчастія послѣднихъ войнъ.