Постановивъ это, мы формально отказываемся отъ всякаго произвольнаго дѣйствія, и если что намъ внушаетъ отвращеніе, то это именно равнодушіе къ правительственнымъ формамъ, это соглашеніе несогласимыхъ мнѣній, эта ассоціація голосованія, которую представляютъ намъ люди различныхъ школъ, подобно гг. Жирардену, Монтеламберу и Дюпанлу.
Называйте насъ чѣмъ хотите, сектаторами, революціонерами, названія насъ не пугаютъ, лишь бы они были выяснены. Безъ сомнѣнія, мы составляемъ секту, секту рожденную только вчерашній день и помимо нашей воли; мы въ меньшинствѣ нашемъ безсильны, но въ насъ есть нѣчто, что насъ отличаетъ отъ массы и что заключается въ томъ, что мы признаемъ свои принципы, подтверждаемъ учрежденіе демократіи и не краснѣемъ отъ общей подачи голосовъ. Противники же наши не имѣютъ всего этого; у нихъ нѣтъ ни принциповъ, ни политической совѣсти, они не вѣрятъ ни въ общую подачу голосовъ, ни въ божественное право, ни въ конституціонную монархію. Безъ сомнѣнья мы революціонеры; но и реформаторы государствъ были ими, по крайней мѣрѣ въ продолженіе того времени, которое требовалось для учрежденія государства, и счастливъ тотъ народъ, у котораго иниціаторская власть безъ необходимости не длила своей диктатуры! Правительство, говорю я, революціонно, оно бываетъ таковымъ каждый разъ, когда, возникая изъ развалинъ, оно вынуждено дѣйствовать противоположно разрушенному принципу и въ силу того принципа, который оно произвольно учредитъ и который оно не успѣло еще ввести въ законъ. Такимъ образомъ въ 1789 учредительное собраніе было революцінно; конвентъ, консульство, реставрація, іюльская монархія были также революціонными; республика же 1848 совсѣмъ не была революціонной, она не признала своего принципа и ея невѣжество ее убило; 2 декабря было революціонно, но было имъ слишкомъ долго… И мы въ свою очередь, уклоняющіеся отъ подачи голосовъ, мы будемъ также революціонны; но успокойтесь, гг. Жирарденъ и де-ла-Геронньеръ и всѣ тѣ, которые надѣваете личину страха, мы свое дѣло не затянемъ и скоро его покончимъ.
Что сказать мнѣ о присягѣ? Для гг. Жирардена, Дюпанлу и прочихъ людей, придерживающихся политическому равнодушію, присяга не имѣетъ ни смысла, ни важности. Чѣмъ рискуютъ они? Ихъ присяга продержится столько, сколько продержится правительство, которому они присягнули и которое они нисколько не намѣрены опрокинуть, равно какъ и принести ему какія либо гарантіи. Живи, если можешь, говорятъ они ему, защищай себя само, мы же умываемъ руки!.. Для насъ же, увѣренныхъ въ томъ, что въ организованной общей подачѣ голосовъ мы обладаемъ истинно демократической конституціей; что нашими желаніями, трудами, всѣми усиліями мы стремимся къ осуществленію вашей идеи, мы, вѣра которыхъ имѣетъ принципы и обязываетъ насъ предвидѣть тотъ случай, когда присяга, принесенная государю, можетъ сдѣлаться несогласимой съ тѣми дѣйствіями, которыя намъ предписываетъ наша вѣра, — мы отказываемся отъ присяги. Присяга, данная нами, была бы апостазія или клятвопреступленіе; намъ невозможно было бы избѣгнуть этой дилеммы.
Безъ сомнѣнья, уклоняясь отъ подачи голосовъ, мы тѣмъ удаляемся на время, а можетъ быть и очень на долго, отъ власти и ея выгодъ. Почести депутатовъ и всѣ выгоды сліянія партій не для насъ. Самая популярность и та бѣжитъ отъ насъ; современная генерація цѣлой массой вступила на путъ, на который мы никогда не вступимъ. Мы умремъ при нашей задачѣ, прежде чѣмъ взойдетъ заря, о которой мы мечтали. Пусть такъ. Мы пойдемъ впередъ безъ надежды и даже противъ надежды. Мы останемся вѣрны нашему прошедшему, нашей политической религіи, намъ самимъ. Мы будемъ помышлять о нашихъ братьяхъ, умершихъ въ изгнаніи, въ тюрьмахъ и на баррикадахъ; мы облобызаемъ прахъ ихъ и скажемъ, подобно Маккавеямъ: «умремъ въ нашей простотѣ» — moriamur in simplicitate nostra!..
Но что я говорю! Развѣ мы не вознаграждены уже той анаѳемой, которою гремитъ противъ насъ г. Жирарденъ и прочіе, кому наше воздержаніе, обзываемое инерціей, безсиліемъ, самоубійствомъ, служитъ помѣхой.
Интриганы, безъ уполномочія, предприняли изъ за собственныхъ выгодъ сочетать бракомъ императора съ демократіею 1848 г. Условія контракта, какъ они говорятъ, должны были быть — честная и умѣренная свобода; и они называютъ это вѣнцомъ зданія. Сами же они, сдѣлавшись министрами, хотятъ, чтобы демократія довольствовалась тѣмъ. Но для этого необходимы были двѣ вещи: заставить эту новую демократію вотировать какъ одинъ человѣкъ безъ уклоненія и завербовать ее присягою ея кандидатовъ. Все казалось было готово для брачной церемоніи; но вдругъ послышался голосѣ: этого нельзя! Голосъ выходить изъ небольшой группы людей, о которыхъ никто не думалъ. Бракъ не можетъ состояться, ему не бывать, во первыхъ потому, что невѣста не свободна располагать своей рукой; а во вторыхъ она дала обѣтъ дѣвства.