Но къ чему осыпать насмѣшками самообольщенный, ослѣпленный собою народъ, который никогда не отличался ни разсудительностью, ни способностью раскаянія. Въ нашей исторіи послѣднихъ 15-ти лѣтъ, конечно, много такого, что могло бы заставить насъ быть скромными.
Геній французскаго народа и достоинство націи помрачились. Не будемъ же хвастаться тѣмъ, что мы руководимъ движеніемъ и стоимъ въ главѣ цивилизаціи. Мы пали въ нашей революціонной задачѣ, мы выродки 89 года: въ Европѣ есть великія державы, — но нѣтъ болѣе великой націи…
Однако, не будемъ ничего преувеличивать! Одинъ народъ не въ силахъ сдѣлать то, что требуетъ усилій всего человѣчества. Мы не можемъ спастись безъ помощи, точно также какъ и другіе не спасутся безъ насъ. Эта безплодная агитація, эти унизительныя отступленія, это печальное паденіе суть также симптомы всемірнаго разложенія. Но не будемъ еще отчаяваться, не будемъ вдаваться въ мизантропію, которая также есть ничто иное, какъ своего рода гордость и тщеславіе. Мы воображали, что конституціи импровизируются, и наша надменность была жестоко наказана. Сознаемся въ нашей ошибкѣ, — и если мы хотимъ, чтобы сознаніе этой ошибки послужило намъ въ пользу, обдумаемъ ее какъ урокъ судьбы, или какъ совершившійся прогрессъ.
Я показалъ вамъ, читатель, что такое народъ, который осуждаетъ свои учрежденія; теперь я покажу вамъ, что случается, когда, закоснѣлый и преисполненный ложныхъ воззрѣній, онъ отказывается отъ подобнаго суда.
ГЛАВА II
Принесеніе въ жертву династій
Вѣ одномъ изъ послѣднихъ сочиненій (Перестали ли существовать трактаты 1815 г.?), напечатанномъ по поводу послѣдней деклараціи императора объ этихъ трактатахъ, я нашелъ, — на что весьма немногіе обратили вниманіе, — что 1814-й годъ составляетъ въ новѣйшей исторіи исходную точку политической эры, которую я называю эрою конституцій. Дѣйствительно, только съ этого времени начинаютъ овладѣвать умами и переходить въ дѣйствительность идеи раціональнаго и регулированнаго образа правленія.
Раціонализмъ и наука нераздѣльны между собою. То, что до сихъ поръ среди народовъ проявлялось какъ продуктъ инстинкта, теперь дѣлается исключительнымъ результатомъ знанія, провѣреннаго опытомъ. Наука едина — какъ едина истина и едина справедливость: естественно по этому стремленіе новѣйшихъ націй обоихъ полушарій устроиться по возможности по одному и тому же типу; какъ кажется, все человѣчество хочетъ слиться подѣ одною конституціей.
Между многочисленными системами правленія, которыя представляетъ намъ исторія и философія, въ Европѣ болѣе всѣхъ пріобрѣла сочувствія и признана наиболѣе согласною съ разумомъ науки, болѣе другихъ примиряющею всѣ разногласія и болѣе всѣхъ гарантирующею интересы и свободу и вмѣстѣ съ тѣмъ порядокъ — конституціонная монархія, представительная, парламентарная. Вѣнскій конгрессъ, удовлетворяя нашему требованію и подъ давленіемъ необходимости, сдѣлалъ изъ хартіи непремѣнное условіе, чтобы законная династія возвращена была для сохраненія европейскаго мира. Это было какъ-бы внутреннее равновѣсіе, призванное для того, чтобы быть ручательствомъ равновѣсія международнаго.
Въ скоромъ времени, по обѣимъ сторонамъ Атлантическаго океана, всѣ государства и древнія, и новыя, по нашему примѣру, послѣдовательно совершили подобныя же преобразованія, такъ что, въ теченіе менѣе полувѣка, конституціонализмъ, въ различныхъ формахъ, обнялъ почти весь цивилизованный міръ, — и всѣ народы, сохранивъ неприкосновенными свою свободу и автономію, могли почитать себя связанными между собою политически болѣе тѣсно, нежели въ религіозномъ отношеніи. Всемірное братство, привѣтствуемое въ 93 году, достигло полнѣйшей реализаціи.
Тѣмъ не менѣе, все это было только начало, ожидающее санкціи опыта. Безъ сомнѣнія, вѣнскій конгрессъ вовсе не имѣлъ въ виду гарантировать преимущество какой-либо системы, и было бы столько же нелѣпо упрекать его въ неудовлетворительности конституціонализма, сколько обвинять его въ болѣе или менѣе неудачной передѣлкѣ карты Европы. Предметъ трактатовъ былъ двоякій: 1) возвести въ основной законъ международное равновѣсіе, что открывало возможность территоріальныхъ измѣненій, когда это окажется необходимымъ; и 2) основать правительственный раціонализмъ и политическую науку, давъ народамъ гарантіи, которыхъ требовало развитіе идей, гарантіи, изъ которыхъ главнѣйшая заключалась въ признаніи за народами права измѣнять, когда укажетъ необходимость, ихъ собственныя конституціи.