Однако цены на нефть временами падают, а «экономические чудеса» потому и чудеса, что случаются редко и не затягиваются. Отсюда – довольно распространенная иллюзия о том, что экономические сложности прямым путем ведут к переменам, в российском контексте сводящаяся к популярному в прошлом тезису «цены на нефть упадут, и тогда…». Цены на нефть упали. Но ничего не произошло.
На самом деле, экономический кризис способствует демократизации не больше, чем стремительный рост. В современном мире кризис неизбежно ведет к росту роли государственного регулятора. А это значит, что даже те фракции правящего класса, материальные ресурсы которых могли бы сделать их (по крайней мере, потенциально) агентами перемен, вынуждены теснее встраиваться в систему распределения ресурсов, которую контролирует авторитарное руководство. Иначе они обречены на исчезновение как субъекты экономики. Источники материальной поддержки оппозиции со стороны бизнеса иссякают. Круг оппозиционных политиков сужается, в предельном случае сводясь к небольшим маргинальным группам.
Разумеется, экономический кризис ухудшает материальное положение социальных слоев, не принадлежащих к правящему классу. Дистанция между ним и основной массой населения растет. Одна из распространенных когда-то в России иллюзий состояла в том, что отношения между правящим классом и народом в условиях авторитаризма регулируются неким «социальным контрактом», по условиям которого народ отказывается от политических прав в обмен на рост благосостояния. Если «контракт» нарушается, то политическая система естественным образом приходит в движение. К сожалению, приверженцы этой привлекательной теории не принимали во внимание то, что настоящее контрактное право предполагает четкое определение терминов и жесткие обязательства сторон. Под такими контрактами авторитарные правители обычно не подписываются.
В действительности роль обнищания масс как ключевого социального препятствия к демократизации служит лишь проявлением более общей тенденции, которая состоит в том, что чем выше социальное неравенство, тем меньше шансы на то, что переход к демократии состоится и будет успешным. Во-первых, социальное неравенство увеличивает зависимость довольно массовых слоев населения от систем государственного обеспечения. У иждивенцев много свободного времени, но тратить его на политическую борьбу они не склонны. Они благодарны властям за свои единовременно выплаченные гроши. Такой у них «контракт». Во-вторых, у тех, на кого не пролился этот золотой дождь, нет ни возможности, ни желания заниматься политикой, потому что они озабочены более важной проблемой – выживанием. В-третьих, высокое социальное неравенство идентично отсутствию среднего класса, который служит основным кадровым источником для любой жизнеспособной оппозиции.
При этом авторитарным правителям все же приходится прибегать к дополнительным политическим средствам для того, чтобы блокировать неизбежное недовольство населения. Одно из этих средств – публичная борьба с коррупцией. Конечно, бороться с коррупцией нужно просто для повышения эффективности государственного аппарата. Однако в условиях авторитаризма антикоррупционные кампании неизбежно приобретают второе измерение, поскольку апеллируют к сантиментам масс, показывая, что власть – на стороне народа. Кроме того, официальная борьба с коррупцией всегда носит точечный характер, так что ее жертвами становятся группы правящего класса, по тем или иным причинам выбивающиеся из иерархической структуры режима. Это открывает для властей дополнительные возможности контроля.
К огорчению автократов, в большинстве случаев они не могут монополизировать борьбу с коррупцией. Поэтому использование этого инструмента приходится дозировать. Другой политический инструмент – мобилизацию патриотической поддержки – можно использовать без существенных рисков для внутреннего положения в стране. Но он более затратный, поскольку наилучший способ обеспечить такую мобилизацию – это предпринимать активные действия на внешнеполитической арене, что требует серьезных военных расходов и чревато тяжкими экономическими последствиями. Я имею в виду не только санкции, но – и это, полагаю, более важно – общее ухудшение бизнес-климата и инвестиционной привлекательности страны. В результате кризис становится глубже и затягивается, социальное неравенство растет, и все это подталкивает к новым авантюрам ради того, что руководство страны полагает внутриполитической стабильностью.