Избавившись от коммунистического режима, Россия приступила не столько к строительству демократии, сколько к избавлению от прежнего социального строя. Я думаю, что тогдашний глава российского государства Борис Ельцин просто не различал эти два момента, считая демонтаж командной экономики задачей, решение которой устранит все проблемы. Политические реформы интересовали руководителей страны до такой степени мало, что они не позаботились даже о проведении новых парламентских выборов в условиях, когда победа на них демократических сил была бы практически гарантированной. Сменилась лишь власть на местах, поскольку в большинстве регионов во главе исполнительной власти оказались губернаторы, назначенные Ельциным.
На первых порах большинство депутатов избранного в 1991 году парламента, напуганное стремительностью и размахом перемен, почтительно помалкивало. Однако затем, озаботившись не столько даже ужасами переходного периода, сколько процессом раздела государственной собственности, депутаты осмелели и начали заниматься тем, что Ельцин, в общем-то справедливо, расценивал как подрыв стратегии экономических преобразований. Кроме того, они покушались на власть Ельцина, пытаясь ее ограничить, а этого Ельцин потерпеть не мог.
Политический кризис осени 1993 года на десятилетие определил облик России как, если пользоваться принятой в науке номенклатурой политических режимов, «несовершенной» или «дефективной» демократии. Дефективность сказывалась во многом, и прежде всего – в написанной лично для Ельцина Конституции 1993 года, которая, предоставляя своему «гаранту» колоссальную власть, в то же время ограничивала его политическую ответственность, позволив парламенту принимать участие в формировании правительства. При этом законодательные и контрольные полномочия парламента были минимальными. Это позволило Ельцину, с треском проигравшему парламентские выборы в декабре 1993 года, фактически сохранить всю полноту власти, хотя кое-какие уступки думскому большинству делать все-таки приходилось. В целом такая ситуация Ельцина вполне устраивала.
Не устраивала его перспектива проигрыша на президентских выборах 1996 года. Довольно широко известно, что Ельцин не собирался передавать власть Геннадию Зюганову, даже если бы тот победил на выборах. Если бы такой сценарий реализовался, то демократия в России потерпела бы полный крах уже тогда. Этого удалось избежать благодаря усилиям тогдашних советников Ельцина, которые довели-таки своего президента до победы. Но цена этих усилий была высока. Грязная кампания 1996 года позволила сохранить демократию, но сделала ее еще более дефективной, надолго дискредитировав идею выборов в глазах огромной массы граждан.
Сам Ельцин сохранил власть, но судьба назначенных им губернаторов была иной. В 1996–1997 годах к власти во многих регионах пришли бывшие коммунистические функционеры и «крепкие хозяйственники», которые с центром не считались и, раз получив власть, уступать ее не были намерены. В 1998 году, когда экономический кризис отнял надежду Ельцина на политическую возможность «обнуления» его предыдущих президентских сроков (а на такую перспективу, как опять-таки довольно широко известно, Ельцин серьезно рассчитывал), сложилась коалиция Евгения Примакова, Юрия Лужкова и региональных боссов, готовая вступить в борьбу за власть. Однако образовавшейся вокруг Ельцина узкой правящей группе, известной тогда как «семья», удалось предотвратить такой исход, выдвинув на президентский пост Владимира Путина и внеся значительный вклад сначала в победу движения «Медведь» на думских выборах 1999 года, а затем и в избрание Путина на главную государственную должность в 2000 году.
2.3.2 Конституционные аспекты генезиса электорального авторитаризма в России
Сейчас, за давностью лет, уже трудно представить, что когда-то в России совсем не было президента. А между тем это институт совсем недавнего происхождения. Ни в Советском Союзе, ни в союзных республиках президентов не было до 1990 года. Хотя Леонида Брежнева в 1977–1982 годах на Западе часто называли президентом, у него была другая государственная должность – председатель Президиума Верховного Совета СССР, и означало это лишь то, что Брежнев мог председательствовать на заседаниях этого коллективного органа, который и был официальным главой советского государства. Как и во всех странах с коммунистическими режимами, в СССР формально была парламентская система. Разумеется, на практике власть принадлежала Коммунистической партии, и именно в качестве ее главы Брежнев располагал вполне реальными – и, по существу, безграничными – полномочиями. Но по государственной линии его «президентство» почти ничего не значило.