Известно, что в течение почти всего периода авторитарной трансформации Владимир Путин довольно последовательно высказывался против пересмотра Конституции 1993 года. Отчасти это объясняется, разумеется, тем, что сверхпрезидентская система как таковая давала исполнительной власти существенные институциональные ресурсы, которые можно было использовать в целях автократизации. Вместе с тем очевидно, что заложенный в полупрезидентскую систему кризисный потенциал мог внести нарушения в функционирование системы и тем самым вступить в противоречие с основным направлением ее эволюции в направлении автократии.
В действительности, однако, этого не произошло. Более того, можно утверждать, что заложенные в институциональный дизайн риски, вполне проявившиеся в конце 1990-х годов, внесли косвенный вклад в процесс автократизации. Как продемонстрировали думские выборы 1999 года, перспектива кардинальной смены правящей группы была непосредственно связана с политической композицией парламента, а значит – с состоянием российской партийной системы, которая в тот момент была не только фрагментированной, но и в высокой степени децентрализованной. Значительная часть электоральных ресурсов находилась под контролем региональных властей. Это послужило ключевым стимулом к политике централизации, но в то же время – и это, на мой взгляд, более важно – подтолкнуло центральные власти к значительно более широкому комплексу мер, направленных на создание и организационное укрепление новой «партии власти», «Единой России». Подробнее об этом будет сказано ниже.
Значительно более серьезную угрозу для процесса автократизации представляла собой такая черта президенциализма, как наличие ограничения на число последовательно исполняемых президентских сроков. Понятно, что в тот момент утрата Путиным власти могла бы значительно сказаться на траектории дальнейшего развития режима, и в рамках президентского институционального дизайна это могло быть предотвращено лишь с помощью отказа от данного ограничения. Однако полупрезидентский дизайн создавал возможность для решения, которое и было реализовано в 2008 году: Путин перестал быть президентом, но сохранил реальную власть в качестве премьер-министра, опиравшегося на парламентское большинство.
Фактические обстоятельства «рокировки» 2008 года широко известны и не нуждаются здесь в анализе. Важнее выделить теоретическую логику этого решения. На мой взгляд, для этого целесообразно использовать позаимствованное из бизнес-практики понятие «хеджирование рисков», что обычно понимается как использование набора финансовых инструментов, который формируется на случай негативного сценария на одном рынке для компенсации воздействия ценовых рисков равной, но противоположной позиции на другом рынке. Применимость понятия к политической практике так же условна, как и любое иное метафорическое словоупотребление, но схватывает суть явления: снизить риски, создаваемые одним элементом институционального дизайна, путем принятия на себя рисков, создаваемых другим его элементом.
Действительно, риски «рокировки» для Путина – который, по букве Конституции 1993 года, мог быть уволен Медведевым с поста главы правительства в любой момент – были очевидными, и значительная часть наблюдателей того периода склонялась к тому, что эти риски вполне могли реализоваться. Однако Путин все же принял на себя эти риски, возлагая надежды как на институциональный рычаг в виде думского большинства, так и на колоссальное превосходство своих политических ресурсов. События показали, что его стратегия была оправданной и что хеджирование рисков сработало в полном соответствии с его ожиданиями.
Завершение процесса консолидации авторитарного режима было связано с отказом от хеджирования рисков в пользу их институциональной нейтрализации. Разумеется, ключевым моментом этого перехода стала конституционная реформа 2020 года, в результате которой были до 2036 года отменены ограничения на количество президентских сроков для Путина. Параллельно были значительно расширены полномочия президента по отношению к правительству, включая сюда следующее: президент получил неограниченную возможность отправлять премьера в отставку; лично назначать и отстранять от должности федеральных министров; осуществлять общее руководство правительством; произвольно вносить изменения в структуру правительства и определять органы, руководить деятельностью которых он будет лично. В то же время некоторое расширение круга должностей, занятие которых требует согласования с палатами парламента, носило политически несущественный характер.