Адам Михник выдвинул тезис: «Ваш президент, наш премьер». Тем самым у Ярузельского, казалось бы совсем припертого к стенке, появилось новое пространство для маневра. Он согласился стать главой государства, но предоставил Валенсе возможность выдвинуть своих кандидатов на пост главы правительства. Лидер «Солидарности» предложил Куроня, Геремека и католического журналиста Тадеуша Мазовецкого. Ярузельский выбрал последнего, как наименее для себя неприемлемого. А Мазовецкий, оказавшийся настоящим либералом, двинул Польшу в сторону рынка и демократии.
Старый режим рухнул. На объявленных через год президентских выборах Ярузельский не имел никаких шансов против Валенсы, а потому просто отказался в них участвовать. Процесс демократизации завершился.
Мы видим, что старый режим не рушился одномоментно. На каждом новом этапе политического процесса он продолжал цепляться за власть, и все-таки ему приходилось уступать в той мере, в какой его вынуждала к этому меняющаяся ситуация. Подобная мирная трансформация хороша для общества в целом и для оппозиции. Хороша она и для представителей старого режима, поскольку дает им возможность вернуться в большую политику при перемене симпатий избирателей. Так, в частности, реформированные польские коммунисты потом становились и президентами (Александр Квасьневский), и премьерами (Лешек Миллер), и маршалами Сейма (Юзеф Олексы). Однако применительно к современной России можно говорить о двух серьезных проблемах, которые могут сделать невозможным переговорный процесс.
Во-первых, нет уверенности в том, что наша оппозиция будет представлять для власти интерес в качестве ответственного переговорщика.
Во-вторых, нет уверенности в том, что власть вообще будет готова идти на частичное смягчение режима, понимая, чем может завершиться для нее трансформационный процесс. Особенно с учетом того, насколько коррумпированы высшие эшелоны власти и как велика вероятность того, что демократия рано или поздно призовет их к ответу.
В последнее время за рубежом возникла очень опасная, хотя внешне чрезвычайно привлекательная тенденция преследования авторитарных лидеров прошлого за те преступления, которые они совершили. Формально нельзя ничего возразить против того, что «вор должен сидеть в тюрьме». И вот два бывших президента Южной Кореи — Чон Ду Хван и Ро Дэ У — оказались осуждены за коррупцию. Практически до самой своей смерти преследовался чилийский генерал Аугусто Пиночет. Сербский лидер Слободан Милошевич умер в тюрьме Гаагского трибунала. Руководитель ГДР Эрих Хонеккер скончался в изгнании. И, наконец, Войцех Ярузельский лишь недавно был освобожден от судебного преследования в связи с преклонным возрастом и плохим состоянием здоровья.
Возникает вопрос: пойдут ли при таком подходе авторитарные лидеры навстречу обществу, смягчая режим, или же будут держаться у власти до последнего, нанося при этом колоссальный ущерб своим странам? Вполне возможно, что в России, где существует устойчивая тенденция коррумпированности верхов, но нет традиции честного соблюдения каких-либо договоренностей, власть станет изо всех сил сопротивляться мягкой трансформации режима. Ведь Путин явно не захочет повторить судьбу Ярузельского или тем более Хонеккера, трагедия которого разворачивалась в ГДР прямо у него на глазах.
Корейская модель
Опыт демократизации Южной Кореи во многом необычен: страна, разделенная многолетней войной и испытавшая невиданный экономический бум, смогла относительно быстро, хотя и драматично перейти от военного режима к конкурентному политическому устройству. Как и почему в Южной Корее установилась демократия и чем ее опыт полезен для сегодняшней России?
Уроки диктатуры
Важнейшим событием корейской истории стала война 1950-1953 гг между Севером и Югом. На стороне одних тогда выступили СССР и Китай, на стороне других — США. В этой войне погибло не менее 2,5 млн человек, и официально она не закончена и по сей день — было лишь подписано перемирие, по которому Корея оказалась разделена на два государства. Помимо глубокой травмы для всей страны, война повлекла за собой массированное военное присутствие США в Южной Корее на протяжении всего периода холодной войны. Американцы были заинтересованы в стабильности режима на Юге Корейского полуострова и потому поддерживали лояльных им диктаторов. В свою очередь, угроза с Севера легитимировала в глазах многих южнокорейцев силовые методы правления.