Подлинность «Политического завещания» больше не подвергается ни малейшему сомнению, так как и политический, и стилистический анализ текста подтверждает его сходство с убеждениями и стилем самого кардинала. А ведь ещё в ХУШ веке Вольтер, который, как и Монтескьё, очень не любил «деспота» Ришельё, горячо оспаривал подлинность текста, однако его доказательства выглядят настолько безосновательно, что уже в XIX веке они были полностью опровергнуты. На самом деле в 1750 – 1830 годах вышло множество всяких фальшивок, ложных мемуаров и т.д., поэтому подозрительность Вольтера можно частично извинить, но в 1688 году такого рода рукоделие ещё не вошло в моду. Как бы то ни было, даже если предположить, что некоторые фрагменты рукописи не принадлежат перу самого кардинала, они, во всяком случае, целиком и полностью были согласованы с Ришельё, и таким образом весь труд в точности соответствует его взглядам. Как совершенно справедливо отмечает Ф. Ильдесаймер в Введении к своему изданию «Политического завещания», вся эта долгая и второстепенная по значению дискуссия была вызвана становлением современной концепции «единого автора», тогда как во времена Ришельё дела нередко обстояли совсем по-другому.
Что же касается особенностей языка и стиля «Политического завещания», то следует отметить, что они вполне современны. Лишь веком ранее подобного рода сочинение было бы почти наверняка написано на латыни и, согласно схоластическим канонам, со множеством силлогизмов и прочих логических фигур. А «Завещание» создано на языке того же века, что и сочинения Декарта, Корнеля, Расина, Мольера, Ларошфуко… Хотя, конечно, оно отличается от них некоторой бедностью и иногда даже слабостью стиля. Большинство комментаторов, с которыми трудно не согласиться, поражались неровностью текста, известной шероховатостью, наличием немалого количества повторов и откровенных банальностей. Некоторые сразу усмотрели в такого рода пассажах прямое подтверждение участия отца Жозефа, который в отличие от Ришельё особым изяществом стиля не славился [67]. Скорее всего, если бы рукопись была завершена, подобные изъяны были бы исправлены, так как требовательность Ришельё общеизвестна.
Отметим большое количество лексики, связанной с болезнями и медициной. Одни лишь слова «недуг» и «лекарство» встречаются десятки раз. Выше уже отмечалось, что как автор «Завещания», так и его адресат – два великих больных… Подсознательно Ришельё использует близкие ему в жизни метафоры.
Характерно, что это произведение полно намёков для тех, кто умеет читать между строк. Например, часто подразумеваются испанцы и Габсбурги; от внимательного читателя также не ускользнут косвенные ссылки на правление женщин – в том числе на времена регентства Марии Медичи, – а также на него самого, кардинала, который без особого стеснения иносказательно восхваляет себя и, как всегда, стремится создать выгодное представление о своей персоне для потомков.
С точки зрения структуры, сочинение разделено на две части, предваряемые «Посвящением Королю». Первая включает рассуждения об устройстве государства и власти, в ней охарактеризованы все сословия, а также содержатся мысли о короле, порядках при дворе и организации правительства. Здесь же Ришельё привёл и краткое описание исторических событий с 1624 по 1638 [68]год.
Вторая часть посвящена изложению принципов, которым должна подчиняться, согласно кардиналу, государственная политика, а также описанию теоретических и практических основ государственной деятельности.
Восемнадцать глав «Политического завещания» весьма различаются по объёму, и если третьему сословию уделено в первом (амстердамском) издании менее тридцати страниц, то духовенству посвящено более семидесяти, не говоря уж о главе IX части II («О могуществе государя»), которая составляет более четверти всей книги.
C XVIII века «Политическое завещание» несколько раз переводилось на некоторые европейские языки. Знаменательно, что уже во второй половине XVIII века в России сочинение Ришельё было сочтено чрезвычайно важным и достойным чуть ли не официального перевода. При Екатерине II вышло два издания, но они содержали ряд неточностей. Этот перевод более чем двухвековой давности не только недоступен широкому кругу читателей, но и трудночитаем, поскольку его допушкинский русский язык довольно архаичен. В советское время сам кардинал и его деятельность, хоть и с сугубо ортодоксально-марксистских позиций, были изучены и описаны, но ни у кого не возникло мысли переиздать «Политическое завещание», которое не вписывалось в тогдашнюю историографию.
67
См.: DessertD. Presentation // Richelieu. Testament politique. Bruxelles: Complexe, 1990. P. 7-11.