Ещё могу сказать, что каждый измерял свои достоинства сообразно своей дерзости; [85]что, вместо того чтобы ценить благодеяния, по заслугам полученные ими от Вашего Величества, они считали их достаточными лишь в том случае, ежели те отвечали их неуёмной фантазии; что наиболее предприимчивые были в большем почёте, чем умнейшие, и часто оказывались самыми удачливыми.
Также могу сказать, что союзами с иностранными державами совершенно пренебрегали [86], а интересам частным оказывалось предпочтение перед государственными [87]– одним словом, по вине тех, кто тогда управлял Вашими делами [88], королевское достоинство было столь унижено и столь отличалось от того, каким ему надлежало быть, что узнать его было почти невозможно.
Из-за угрозы потерять всё нельзя было далее сносить поступки тех, кому Вы, Ваше Величество, доверили бразды правления своим государством; с другой стороны, нельзя было также и изменить всё сразу, не нарушив законов благоразумия, которые не позволяют резко переходить от одной крайности к другой.
Казалось, что дурное состояние Ваших дел побудит Вас к принятию поспешных решений, что Вы начнёте действовать, не выбирая средств и подходящего момента; однако же нужно было выбрать и то и другое, дабы извлечь пользу из перемен, осуществления коих необходимость настоятельно требовала от Вашего благоразумия.
Лучшие умы полагали, что невозможно обойти, не потерпев крушения, все подводные камни, возникшие в тогдашнее столь ненадёжное время. При дворе было множество людей, которые заранее порицали безрассудство тех, кто намеревался за это взяться. А поскольку всем известно, что государи, получив совет относительно какого-либо дела, в случае неудачи легко перекладывают вину на окружающих, то очень мало кто надеялся на благоприятный исход тех перемен [89], которые, как было объявлено, я вознамерился произвести, и потому многие считали моё падение предрешённым ещё до того, как Ваше Величество меня возвысили.
Невзирая на все затруднения, изложенные мною Вашему Величеству, я, зная, каких высот способны достичь короли, когда они правильно пользуются своей властью, осмелился обещать Вам и, как мне кажется, небезрассудно, что Вы отыщете способ исправить существующие в Вашем государстве неустройства и что в непродолжительное время Ваша мудрость, Ваша сила и Божье благословение придадут новый вид королевству.
Я обещал Вам употребить всё своё искусство и всю власть, коей Вы изволили бы меня наделить, на то, чтобы сокрушить гугенотскую партию, сбить спесь с вельмож, заставить всех Ваших подданных исполнять свой долг и возвести Ваше имя среди других народов на такую высоту, на какой ему надлежит находиться [90].
Я сказал Вам, что для успешного достижения этих целей мне никак не обойтись без доверия Вашего Величества; и хотя в прошлом все те, кто Вам служил [91], не нашли лучшего средства приобрести и удержать это доверие, чем постараться лишить оного Королеву-мать, я заявил, что изберу совершенно иной путь и не стану упускать из виду ничего, что зависит от меня, дабы сохранить между Вашими Величествами тесный союз [92], имеющий большое значение для Вашей репутации и служащий благу королевства.
Успех, сопутствовавший благим намерениям, которые Господу было угодно мне внушить для приведения в порядок дел в государстве, послужит в глазах потомков оправданием той твёрдости, с коей я неизменно воплощал в жизнь сей замысел; и Ваше Величество также будет надёжным свидетелем того, что я делал всё от меня зависящее, дабы ухищрения множества злонамеренных людей не смогли внести раскол между теми, кого соединила природа и кого также должно было бы соединять благодатное согласие. И хотя после стольких лет моего успешного сопротивления разнообразным усилиям этих людей их злобная хитрость всё-таки взяла верх, безмерным утешением мне служат неоднократно слышанные мною высказывания Вашего Величества о том, что, в то время как я более всего заботился о величии Вашей матери, Королевы, она неизменно пыталась меня погубить [93].
Людовик XIII, король Франции
3. Хайнс и Ф. Биньон
85
Здесь Ришельё говорит как о мятежных аристократах, путём шантажа и угроз вымогавших у слабого правительства доходные места и деньги, так и о своих предшественниках во власти. Например, никогда не участвовавший в войне итальянский выскочка Кончини и ничем себя не проявивший на военном поприще королевский фаворит Люин получили соответственно звания маршала Франции и коннетабля (главнокомандующего всеми войсками).
86
Речь идёт о традиционных союзнических отношениях Франции с такими государствами, как Венеция, Граубюнден и Соединённые провинции, поддержанием которых предшественники кардинала практически не занимались. Кроме того, на момент прихода Ришельё к власти французское правительство по религиозным соображениям – из солидарности с католическими Габсбургами – отказалось войти в выгодный для страны союз с германскими протестантскими княжествами, а из-за дипломатических промахов, допущенных Ла Вьёвилем, не был заключён и необходимый союз с Англией.
87
Выплата огромных денежных сумм мятежным аристократам истощала казну, а уступки сепаратистски настроенным губернаторам и протестантам подрывали единство страны.
88
Во время регентства Марии Медичи при малолетнем Людовике XIII практически всеми делами в государстве заправлял фаворит королевы, итальянец Кончино Кончини. После его убийства (24 апреля 1617 г.) в Королевский совет были призваны некоторые бывшие министры Генриха IV, но почти все решения принимались королём совместно с его фаворитом, коннетаблем де Люином. После скоропостижной смерти последнего (15 декабря 1621 г.) страной фактически правили отец и сын Брюлары (канцлер Сийери и государственный секретарь Пюизьё), пока в феврале 1624 г. их место не занял на несколько месяцев главный управляющий финансами (суперинтендант) Ла Вьёвиль. Именно при нём Ришельё стал членом Королевского совета.
89
На самом деле многие придворные (главным образом из числа мелких и средних дворян), а также королева Мария Медичи, кардинал де Берюлль, отец Жозеф и другие убеждали Людовика XIII в том, что лишь Ришельё способен проводить твёрдую и последовательную политику, достойную великого короля.
90
У многих исследователей эта фраза, которую они относили к 1624 г., когда кардинал возглавил Королевский совет, вызывала сомнение в том, что он мог давать столь серьёзные обещания в тот момент, когда его собственная власть ещё не была достаточно прочной. Скорее всего эта фраза была написана позднее, когда у Ришельё возник замысел «Политического завещания»; она является вступлением к дальнейшему повествованию о событиях, случившихся в царствование Людовика XIII. Следует отметить также, что изложенная кардиналом программа будущих действий не является его собственным открытием: все перечисленные им проблемы были известны и его предшественникам на руководящих постах в государстве, только справиться с ними те не сумели, хотя и пытались.
91
Намёк на коннетабля де Люина и его стремление изолировать от короля Марию Медичи и её приближённых (в том числе Ришельё), что привело в итоге к войне между матерью и сыном.
92
В 1619 – 1620 гг. Ришельё действительно способствовал примирению между Людовиком XIII и его матерью, которые дважды вели между собой войну, однако впоследствии он уже не так горячо стремился удержать королеву-мать при дворе, за что и был обвинён ею в неблагодарности.
93
Некоторое охлаждение в прежде безоблачных отношениях между Марией Медичи и Ришельё, её ближайшим советником, наступило примерно в январе 1629 г., когда кардинал убедил короля выступить в войне за мантуанское наследство на стороне герцога Неверского, давнего недруга королевы-матери. Такой шаг, направленный против Испании, поддержавшей другого претендента на мантуанские земли, герцога Карла Эммануила Савойского, был чреват разрывом с Испанией, а в случае продолжения Францией антигабсбургской политики – и открытым военным противостоянием с этой державой, которую Мария Медичи считала прежде всего оплотом католицизма. Поскольку Ришельё последовательно проводил именно такую политику и захватил в свои руки всю власть, почти полностью подчинив себе короля, в дальнейшем его отношения с королевой-матерью только ухудшались, и она стала добиваться его отставки.