Характерной для коммунистической историографии является позиция Ю.В. Емельянова: причины изменения отношения Ленина к Сталину он видит в последствиях болезни и в реакции на конфликт генсека с Крупской. Вместе с тем, он аргументирует вывод о том, что упреки со стороны Ленина были несправедливы, а сами его взгляды по вопросам национально-государственного строительства — противоречивыми[124].
Путаница в определении причин и времени разочарования Ленина в Сталине указывает на то, что вопрос о характере и динамике их отношений — важнейший для понимания всей проблематики ленинского «Завещания» — остается в историографии непроясненным.
ИСТОКИ И ГРАНИЦЫ ВЛАСТИ СТАЛИНА
Следующий принципиально важный вопрос о размерах и характере власти генерального секретаря. Историки уже давно наталкивались на фундаментальные противоречия между утверждением автора «характеристик» и политическими реалиями того времени. В рамках традиционной историографической концепции решение не находится. Например, Р. Такер заблудился в двух своих же собственных оценках. С одной стороны, он уверен, что в руках генсека сосредоточена необъятная власть, а с другой — уверяет читателя, возбужденного первым заявлением, что никакой власти у Сталина нет: «Изображать победу Сталина во внутрипартийных сражениях как логический итог закулисной борьбы за власть — значит, упускать из виду некоторые более глубокие и сложные моменты политического процесса. В период нэпа советское общество... не представляло собой... жестко контролируемой системы. Структура партийного государства пока еще оставалась довольно рыхлой как в организационном плане, так и с точки зрения функционирования. В этих условиях ни Сталин, ни любой другой человек не мог подняться на высшую руководящую ступень в государстве лишь с помощью умелого манипулирования силовыми рычагами организации, сочетая свои действия с искусной фракционной стратегией»[125]. «Ни Сталин и никто иной не мог претендовать на высшую политическую власть со ссылкой на занимаемый пост Генерального секретаря»[126]. Правильно, вот только с тезисом о необъятности его власти удовлетворительно согласовать данное заявление невозможно. Здесь надо выбирать. Р. Такер это понимает и пытается совместить несовместимое (как и большинство историков, придерживающихся троцкистской историографической схемы), он пускается в рассуждения о том, как Сталин укреплял свою необъятную власть[127]. В подобной же ситуации оказался и Д.А. Волкогонов. С одной стороны, он утверждает, что накануне XII съезда РКП(б) «его [Сталина] положение внешне не выделялось» (его критиковали, например, за тезисы по национальному вопросу), а с другой — автор вполне солидарен с тезисом о необъятности власти генсека и охотно рассуждает о ее причинах и проявлениях, связывая ее с «решением всех текущих вопросов» (с последним утверждением согласиться невозможно), «в подборе и выдвижении партийных кадров в центре и на местах»[128].
Однако бесконечные повторения тезиса о необъятной власти генсека и подобные объяснения убеждают не всех читателей. Желая просветить и убедить их, В.В. Журавлев и А.Н. Ненароков решили специально рассмотреть вопрос о «сосредоточении в руках Сталина необъятной власти». Вот что они обнаружили: «Владимир Ильич опирался на ряд точных фактов и наблюдений. Во-первых, он имел в виду ту роль, которую стал играть Секретариат и лично Сталин в решении кадровых вопросов: назначение секретарей губкомов, подбор состава комиссий, перемещения по принципу выдвижения преданных ему людей. Во-вторых, все большее утверждение директивного тона в решении Оргбюро и Секретариата. В-третьих, использование авторитета ЦК для навязывания и формирования проведения нужных генсеку решений. Да и в личном плане В.И. Ленин имел все основания на подобное утверждение. Сталин по ряду вопросов торопился утвердить собственные подходы и мнения, не советуясь с Владимиром Ильичом, не из-за болезни, а из желания сделать по-своему, поставив Ленина перед свершившимся фактом»[129]. Вот и весь «улов». Просто повторено то, о чем писали многие до них. А ведь это самая обстоятельная попытка объяснить дело с материалами в руках. Вместо фактов в очередной раз предложена порция старых голословных утверждений. Работа с кадрами, конечно, давала многое для расширения влияния в партии, но не расширяла права. Директивный тон решений Оргбюро и Секретариата определялся не характером Сталина, а их местом в политической системе диктатуры пролетариата. Может быть, таких документов стало необоснованно много? Положим, но это надо доказать, чего авторы не делают. Без аргументации остается и упрек в использованиии авторитета ЦК. Если ЦК в чем-то поддерживал И.В. Сталина, то, естественно, авторитет ЦК начинал «работать» на него. Впрочем, точно так же он «работал» и на любого другого члена ЦК, если ЦК поддерживал его предложения или оценки.