Она не мешает человеку, занимаясь государственными делами, уделять время и своим личным, а лишь воспрещает ему думать о последних в ущерб государственным интересам, которые должны быть для него дороже собственной жизни.
Такая порядочность не терпит у тех, кто занят на государственной службе, излишней отзывчивости, мешающей им смело отвергать необоснованные требования; напротив, она велит предоставлять лишь положенное, но твёрдо отказывать в том, чего давать не надлежит.
Не могу при этом обойти вниманием то, что наш современник Фердинанд, великий герцог Флорентийский[527], говорил по этому поводу: ему, мол, более по душе человек продажный, чем чрезмерно покладистый, поскольку, пояснял он, продажный не всегда позволит подкупить себя, потому что не во всём видит свой интерес, тогда как покладистый уступит всем, кто осаждает его просьбами, а сие случается весьма часто, ибо известно, что отказать просителям он не способен.
Такая порядочность требует, чтобы все, кто занят в управлении государством, шли в ногу и, трудясь во имя одной цели, одинаково высказывались. В противном случае, ежели среди них окажется человек, который на самом деле поступает правильно, но говорит тише остальных, чтобы отвратить от себя зависть, то он не только не будет иметь порядочности, нужной государственному чиновнику, но и навлечёт ненависть на тех, чьи искренние слова соответствуют твёрдости поведения.
Есть такие люди, добродетель коих состоит скорее в том, чтобы жаловаться на непорядок, а не исправлять его установлением дисциплины.
Не таких мы ищем, их добродетель не более чем видимость, ибо, не имея стремления к полезным действиям, она мало чем отличается от порока, который вреден во всех своих проявлениях.
Порядочность государственного советника должна быть деятельной, она презирает жалобы и ставит перед собой серьёзные и основательные задачи, от выполнения которых общество может получить пользу.
Есть и другие люди, которые, непрестанно толкуя лишь о благе государства, в душе своей вынашивают такие необузданные честолюбивые замыслы, что достижение ни одной цели не способно укротить их желаний, и ничто их не может ни удовлетворить, ни успокоить.
Иные же, превосходя этих, не только никогда не бывают довольны, но ещё и под благовидными предлогами превращают государственные интересы в свои собственные и, вместо того чтобы ставить частную выгоду в зависимость от общей, неправедно и дерзостно поступают наоборот.
Подобные личности не только лишены порядочности, необходимой для занятия государственными делами, но и, более того, являются настоящим бедствием для государства: как вепри из Священного Писания[528], оказавшиеся в винограднике, полном зрелых ягод, они не только наедаются ими до отвала, но и портят и губят всё остальное.
Натуры злопамятные, следующие скорее своим страстям, нежели разуму, которые, вместо того чтобы выбирать людей лишь по способности к делам, в коих предполагается их задействовать, выбирают их только потому, что те проявляют сугубую привязанность к особе благодетелей и преданность их интересам, также не могут считаться обладающими порядочностью, требующейся для управления государством.
Наделять властью человека злопамятного и мстительного – то же самое, что вкладывать шпагу в руки одержимого; и если он, делая выбор, руководствуется своими пристрастиями, а не разумом, то государство подвергается риску, что ему будут служить временщики, а не достойные люди, отчего произойдут великие неприятности.
Человек порядочный никогда не должен мстить за нанесённые ему обиды. Это оправдано лишь в том случае, если пострадало государство; однако и тогда он не должен стремиться к публичному отмщению, будучи движим личными интересами, а коль скоро он это сделает, то, подобно тем людям, которые наделены мелочной порядочностью и часто творят зло с добрыми намерениями, он, можно сказать по правде, сделает добро с намерением дурным.
Ежели порядочность государственного советника требует, чтобы он не поддавался искушению всякого рода корысти и пристрастиям, то требует она и того, чтобы он не обращал внимания на клевету, и никакие препоны, поставленные на его пути, не должны лишать его стремления поступать правильно. Он должен знать, что труды его во благо общества часто никем не признаются и что на земле ему не следует рассчитывать за них на другое вознаграждение, кроме доброй славы – единственной достойной платы для великих душ.
Также ему надлежит знать, что великие люди, поставленные к кормилу государства, подобны осуждённым на пытки, с той лишь разницей, что одни страдают за свои проступки, а другие – за свои достоинства.
Кроме того, ему следует знать, что лишь великие души способны преданно служить королям и выносить напраслину, возводимую на порядочных людей клеветниками и невеждами, не испытывая отвращения и работая без передышки на службе, которую обязаны нести по отношению к государям.
Ещё же он должен знать, что положение тех, кто призван заниматься государственными делами, достойно всяческой жалости, поскольку, когда они достигают успеха, людская злоба часто умаляет их славу, заявляя, что можно было сделать лучше, даже когда это отнюдь не было возможно.
Наконец, ему нужно знать, что находящиеся на государственной службе обязаны подражать звёздам, которые, невзирая на лай собак, не перестают светить им и продолжать свой путь. Сие обязывает их так презирать подобные обиды, чтобы их порядочность оставалась неколебимой, а оные не могли помешать им твёрдо следовать к целям, поставленным во имя блага государства.
Раздел IV,
в котором даётся представление о том, каким мужеством и какой силой должен обладать государственный советник
Мужество, о котором сейчас пойдёт разговор, не требует от человека проявления столь необыкновенного бесстрашия, чтобы он стал презирать любую опасность. Это верный путь погубить государство, и государственный советник не только так вести себя не должен, но, напротив, ему надлежит почти во всех случаях действовать с осмотрительностью и ничего не предпринимать, не учтя как следует времени и обстоятельств.
Более того, мужество, необходимое идеальному государственному советнику, обязывает его думать не об одних высоких материях, что часто случается с душами самыми благородными, когда они имеют больше мужества, нежели рассудка, но совершенно необходимо также, чтобы он снисходил до предметов заурядных, пусть даже поначалу они покажутся ему недостойными внимания, ибо нередко великие беспорядки рождаются от ничтожных причин, а самые важные установления основываются на принципах, которые представляются не имеющими никакого значения.
Однако такое мужество, о котором идёт речь, требует, чтобы человек был лишён слабости и страха, делающих того, кому свойственны эти недостатки, неспособным не только принимать правильные решения во благо общества, но и, кроме того, выполнять уже принятые.
Оно требует некоего воодушевления, которое заставляет желать высоких свершений и добиваться их с упорством, равным той мудрости, с какой разум их объемлет.
Оно требует ещё некоторой твёрдости, помогающей стойко переносить напасти и позволяющей человеку не меняться и не казаться изменчивым при самых больших превратностях судьбы.
Оно должно вселять в государственного министра честное стремление к обретению славы, без чего самые способные и самые порядочные люди часто остаются в безвестности, не прославившись никакими делами, полезными обществу.
Оно должно придавать ему силы для стойкого противостояния зависти, ненависти, клевете и всем неприятностям, которые обыкновенно выпадают на долю тех, кто управляет государственными делами.
Наконец, оно должно оправдать в его лице высказывание Аристотеля, уверявшего, что если слабый пользуется хитростью и коварством, то сильный, будучи уверен в себе, справедливо презирает и то и другое.
По этому поводу надлежит заметить, что быть храбрым и быть мужественным – это не одно и то же.
528
О том, что лесные вепри подрывают виноградную лозу, действительно упоминается в Библии (см.: Пс. 79: 13), однако там нет той драматической картины, которую рисует Ришельё.