Одним словом, истинное право на такое господство исстари даёт сила, а не разум, и, чтобы претендовать на это богатство, надобно быть сильным.
Чтобы действовать в этом вопросе упорядочений и методически, следует отдельно рассмотреть Океан[582] и Средиземное море и провести различие между крупными судами, которые пригодны для обоих морей, и галерами, применение коих ограничено тем морем[583], которое природа, как кажется, будто нарочно поместила между землями, дабы меньше подвергать его бурям[584] и дать ему больше защиты.
Никогда великое государство не должно доходить до такого состояния, при котором оно не сможет взять реванш после того, как ему была нанесена обида.
Бюст кардинала Ришельё
Ж. Варен ( 1604 – 1672), 1641 – 1643
А посему, если Франция не будет сильна флотом, то Англия, пользуясь выигрышным местоположением, сможет предпринимать против неё любые действия по своему усмотрению[585], не боясь возмездия.
Она может мешать нашим рыболовам, чинить препятствия нашей торговле и, заперши устья наших больших рек, заставить наших купцов платить такую пошлину, какую ей вздумается.
Она может безнаказанно высаживать свои войска на наши острова и даже берега.
Наконец, поскольку местоположение родной страны этой чванливой нации позволяет ей не опасаться величайших сухопутных держав, беспомощных на море, то питаемая ею с давних времён зависть[586] по отношению к французскому королевству может, очевидно, побудить её решиться на всё, тогда как из-за нашего бессилия мы не сумеем ничего против неё предпринять.
Дерзость, проявленная Англией по отношению к герцогу де Сюлли[587] во времена покойного короля, обязывает нас собраться с силами, чтобы ничего подобного больше терпеть не пришлось.
Генрих Великий[588] выбрал герцога для чрезвычайного посольства в Англии, и тот сел в Кале на французский корабль, у которого на верху грот-мачты развевался наш флаг. Едва только судно вошло в канал[589], как встретило баркас, высланный ему навстречу, откуда пришёл приказ французскому кораблю спустить флаг.
Герцог, полагавший, что ранг служит ему защитой от подобного оскорбления, смело отказался подчиниться, но, когда за отказом последовали три выстрела из пушки и ядра, пробив обшивку судна, поразили сердца честных французов, герцога силой принудили сделать то, от чего разум должен был его оградить, и какие бы жалобы он ни приносил, так и не получил от английского капитана другого ответа, кроме того, что хотя долг обязывал его уважать ранг посла, однако призывал также требовать отдачи чести флагу его государя как владыки моря.
Пусть речи короля Иакова были и более любезными, но и они не произвели иного действия, кроме того, что вынудили герцога находить удовлетворение в своём благоразумии и изображать исцеление, тогда как он испытывал жгучую боль, а нанесённая ему обида была неизлечима.
Король Англии Иаков I
Портрет работы П. ван Сомера (ок. 1576 – 1621). Холст, масло, 196 х 120 см.
Прадо, Мадрид (Испания)
В том случае Вашему отцу пришлось сделать вид, что ничего особенного не произошло, но он преисполнился решимости впредь отстаивать права своей короны силой, которую со временем приобретёт на море[590].
Я представляю себе этого великого короля, составляющего в тот момент планы, каковые Вашему Величеству надлежит ныне воплощать в жизнь.
Разум велит воспользоваться таким средством, которое бы, не затрагивая ни одну из корон, сохранило желанное доброе согласие между всеми государями христианского мира.
Среди многих средств, которые можно предложить, наиболее действенны, на мой взгляд, следующие.
Можно было бы договориться, чтобы французские суда, встретясь с английскими у берегов Англии, первыми отдавали салют и спускали свой флаг; когда же английские корабли встретятся с французскими у берегов Франции, то они должны отдавать им те же почести, с тем уговором, что когда английский и французский флоты встретятся за пределами берегов обоих королевств, то каждый из них следовал бы своим путём без каких-либо церемоний, за исключением высылки на разведку небольших шлюпов, которые могли бы приближаться лишь на расстояние пушечного выстрела.
Можно также договориться, чтобы, не принимая в расчёт берега Франции и Англии, флот, имеющий больше военных судов, получал от менее многочисленного флота приветствие со спуском флага либо без такового.
Но какое бы средство ни было найдено в этом вопросе, при условии его равенства для всех сторон оно будет справедливым, если Ваше Величество станете сильны на море. Не знаю, покажется ли англичанам разумным то, что является таковым, ведь они настолько безрассудно ведут себя в данном отношении, что не признают иного способа установить справедливость, кроме силы.
Выгода, получаемая в Вест-Индии испанцами, которые гордятся тем, что ныне являются нашими врагами, обязывает их быть сильными на просторах Океана.
Соображения правильной политики не позволяют и нам проявлять слабость в этом отношении, и они же требуют, чтобы мы были в состоянии противостоять враждебным планам, которые испанцы могут вынашивать против нас, и пресекать их выпады.
Если Ваше Величество приобретёте могущество на море, то у Испании возникнет справедливое опасение насчёт того, что её морские силы, единственный источник, дающий ей средства к существованию[591], могут подвергнуться нападению, что может произойти высадка на её берега, простирающиеся более чем на 600 лье, и захват некоторых плохо укреплённых прибрежных крепостей, коих множество, и это опасение, говорю я, побудит её обзавестись таким мощным флотом и так укрепить свои гарнизоны, что большая часть доходов от вест-индских колоний будет израсходована на то, чтобы всё это иметь, и если остатка ей всё же хватит на сохранение своих владений, то, по крайней мере, мы выиграем в том, что у неё не останется больше возможностей причинять беспокойство соседям, как это бывало до сих пор.
Если бы Ваше Величество были так же ослаблены, как Ваши предшественники, то Вам бы не удалось обратить в пепел посреди водной стихии все корабли, которые Испания смогла собрать на Океане в 1638 году;[592] эта заносчивая и высокомерная нация не была бы вынуждена пережить унижение, когда с неё сбили спесь на глазах не только всей Италии, но и всего христианского мира, который наблюдал, как силой у неё вырвали из рук острова Сент– Маргерит и Сент-Онора, коими она завладела лишь благодаря внезапному нападению, и тогда же увидел позор этой дерзкой нации и одновременно славу и почёт нации Вашей.
Наконец, Вы не одержали бы на море близ Генуи победы в знаменитой битве галер, которая, наведя страх на Ваших врагов, укрепила привязанность и почтение союзников и внушила такое благоговение нейтральным странам, что весомость этого уважения совершенно привлекла их на Вашу сторону.
Ежели Ваши союзники, настолько удалённые от королевства[593], что мы не можем сообщаться с ними иначе как по морю, увидят, что Франция не располагает необходимыми средствами для оказания им помощи в некоторых случаях, то врагам всеобщего спокойствия не составит труда посеять тот же раздор в умах, какой существует между государствами, тогда как если Ваши морские силы будут значительны, хотя и разбросаны по разным морям, то союзники останутся сердцем и душой тесно привязаны к французскому государству.
Глядя на выгодное расположение двух французских побережий – океанского и средиземноморского, равным образом обладающих великолепными портами, кажется, будто природа вознамерилась подарить Франции владычество над морями.
584
В Средиземном море бури случаются чаще и иной раз бывают гораздо опаснее, чем в Атлантике. См. замечания самого кардинала насчёт бурь в Средиземноморье далее в этой же главе.
585
Опасность со стороны английского флота особенно возросла для Франции со времени правления королевы Елизаветы I, которая немало способствовала его развитию.
587
Описываемый кардиналом случай произошёл в 1603 г., когда Сюлли был послан в Англию, чтобы принести Иакову I поздравления в связи с его вступлением на престол и заключить с ним союз.
591
Действительно, поступавшее из Южной Америки золото и серебро было для Испании основным финансовым источником (его доставляли на галеонах в порт Кадис).
593
Итальянские союзники Франции – Парма и Мантуя, а также Швеция и Соединённые провинции.