– Вот, смотри, – серьезно сказала она. Я подошел и обнял ее плечи.
– Будем пить еще?
Она поморщилась, повернула голову и посмотрела снизу вверх. Тогда я достал еще бутылку, мы сели на кровать и начали пить прямо из горлышка. Пена попадала в нос, мы смеялись и спорили, кто пьянеет быстрее. Допивали мы ее уже лежа под одеялом. Последний глоток я сделал, когда она тихо сопела у меня на плече. Я повернул голову к окну и смотрел, как передо мной плывет изображение собора.
Ночью я проснулся оттого, что кто-то барабанил ногой в дверь. Бубнящим голосом автор шума что-то говорил, а судя по тону – даже требовал, но художница и не пошевелилась. Я аккуратно снял ее голову с плеча и выполз из-под одеяла. Судя по голосу, это был Тюлень. Он никак не унимался, и я понял, что сейчас лучшее время для разговора. Я снял джинсы, майку, бросил вещи перед кроватью, достал кошелек и открыл дверь. Тюлень замер – я предстал перед ним в красных боксерах и с кошельком в руках.
– Идем на кухню поговорим, она спит. – Я оттеснил его плечом, развернулся к Тюленю спиной и прошел вперед. Его сбила эта инициатива, перед входом я обернулся – он, сгорбившись, послушно семенил за мной. Кухонька была небольшая, но уютная. Стол был застелен цветастой скатертью, в середине стояла полупустая бутылка, в тарелках – остатки селедки и хлеба. Я присел на краешек подоконника и сказал:
– Я снимаю свободную комнату.
– Тебе будет дорого. – Он развернулся спиной ко мне и подошел к мойке. Только сейчас я понял, что он пьян, и, чтоб набраться решимости постучать, он выпил полбутылки. Тюлень начал копошиться в грязной посуде.
– «Дорого» – это сколько? – выделив ключевое слово, уточнил я.
– Двести пятьдесят за одну эту комнату! – прошипел он. Это было и в самом деле дорого, Тюлень сказал так, рассчитывая на мой отказ. Но деньги были. Он копошился перед мойкой и смотрелся очень жалко.
– Идет! – сказал я и открыл кошелек. Тюлень застыл, будто хотел расслышать, как шелестят бумажки. Ему очень не хотелось, чтоб я жил здесь, и он хотел продаться подороже.
– Заплатишь за полгода вперед – живи! – Он повернулся ко мне. С его рук капала пена – будто слюна текла, и все-таки он надеялся, что я откажусь. Я еще раз запустил руку в кошелек и достал стопку купюр. С упругим щелчком резинка освободила деньги, я быстро зашелестел бумажками, срывая каждую большим пальцем правой руки и подавая в левую. Он суетливо вытирал руки полотенцем и шевелил губами. Я отсчитал полторы тысячи и положил на стол. Тюлень схватил их и затолкал в карман штанов. Я пристроил кошелек за резинку трусов и покровительственно обронил:
– Считай, что заселился сегодня!
Я медленно развернулся и гордо, насколько это возможно сделать в одних только трусах, продефилировал в ее комнату. Дверь закрылась, и полоса света уползла обратно в коридор. За окном в специально поставленном уличном освещении виднелся собор. Я достал «Практику» и, не раздумывая много о выдержках и диафрагмах, сделал несколько снимков. Почему-то я не сомневался, что они будут удачными.
Я проснулся рано – художница еще и не думала открывать глаза. Лучи утреннего солнца не доставали даже до окна, но в комнате было уже светло. Я тихонько вышел в коридор, за дверью Тюленя слышались какие-то звуки, но как только я приблизился к ней, жизнь там замерла, будто к чему-то прислушиваясь. Я протопал в ванную, шумно умылся и вышел на кухню. Все, что я вчера взял в магазине, было аккуратно сложено в холодильнике. Я заварил кофе, сделал бутерброд и пошел посмотреть на свою новую комнату. Она была совсем небольшая, а диван и книжный шкаф делали ее еще тесней, но мне здесь нравилось. «Скоро придется перевезти вещи из столицы», – подумал я. Стола не было, я поставил чашку на пол, откусил кусок хлеба с мясом и подошел к окну. Мне открылась часть собора и вид на итальянское заведение с сырным супом. Я даже не успел пожалеть, что не вижу всех сводов храма, как удары колокола наполнили мое новое жилье. «Бамм», – семь раз сказал собор. Как-то резко потемнело, и по кронам деревьев зашумел дождь, его звук показался мне летним.
Я закрыл глаза и понял почему – шум получался от ударов капель по листьям, которые уже успели появиться на некоторых деревьях, а в столице виднелись лишь голые и черные ветви. Я уселся на пол, подтянул чашку поближе и уставился в окно. «Что ж такое?» – пробормотал я и достал телефон. Рано, конечно, но что делать? Я набрал номер, долго шли длинные гудки, потом она сбросила звонок. На что я надеялся – на неожиданность звонка или ее пребывание в другом часовом поясе за границей? Не знаю, но она так и не перезвонила и не ответила на сообщения. Скрипнула дверь, и я услышал аккуратные шажки босыми ступнями. На мою макушку и плечи легли косички, художница сжала ладонями мои плечи и уселась сзади меня, обвив ногами. Неожиданно я понял, что у нее большая и упругая грудь.