– Доброе утро. – Она поцеловала меня в щеку и продолжала разминать мои мышцы. – Как себя чувствуешь? – Я потянул ее руку и обнял ею себя за шею. Она охотно послушалась и опять чмокнула меня.
– Ну как-то не очень хорошо, я бы сейчас погуляла под дождем. – Она тоже повернула голову к окну, где уже шумел не весенний дождик, а самый настоящий ливень.
Мы быстро оделись, не закрывая двери, скользнули вниз по лестнице, пробежали двор по мокрому булыжнику и сразу промокли. В подворотне было темно, а что-то большое преградило нам путь. После дневного света мы не могли ничего разглядеть и потому просто замерли на месте, а наша преграда взмахнула ушами, медленно повела длинной шеей в сторону от нас и захрапела. Глаза привыкли к темноте, оказалось, что в подворотне две кобылы, два пони, и три девчонки, все спрятались здесь от ливня, а наше «препятствие» терпеливо дожидалось, пока хозяйка расчешет ее мокрую гриву. Другая девушка курила, задумчиво выдыхая дым в дождь, а третья старалась привязать пони к металлическому столбику перед воротами. «Вот и пригодились», – подумал я, рассматривая чугунный «бочонок». Мы подошли к границе с дождем и посмотрели через дорогу. Напротив, в такой же подворотне, прятались другие прохожие, а по булыжнику мостовой, вперемежку с пузырями воды, бежали люди. Они прикрывали головы пакетами, сумками, но зонтов ни у кого не было. Я почувствовал, как вибрирует телефон, и подумал, что как-то перегорел с желанием видеть рыжую, но достал трубку – на экране мерцал номер со столичным кодом. Я сбросил вызов и обнял художницу, а она уже знакомым движением прижалась щекой к моему плечу. Я представил, как показал бы нас в кино: вид сзади, камера отъезжает назад и наверх, фокус переходит на булыжник и пузыри. Так мы и стояли – смотрели на капли, вдыхали свежий воздух и слушали храпенье лошадей, тогда я уже не сомневался, что за этой весной придет лето и ждать осталось недолго.
…Весна подарила нам еще много таких дождей и вечеров с сидром. Я помогал ей с выставками, она ловила заказы для меня. Я перестал ждать звонка рыжей, да и сам перестал звонить ей. Время от времени к нам заходил пьяный хозяин и рассказывал, что здесь не гостиница и он здесь главный, мы терпеливо выслушивали его и посылали прочь. Художница даже перестала бояться его и один раз обозвала тюленем, после этого он стал еще печальнее, как-то поник и совсем оставил нас в покое. В одну из ее поездок на выставку в столицу я забрал свои вещи и окончательно обустроился в комнате. Заказов к лету становилось меньше, но у меня еще оставались деньги, заработанные на столичном ТВ. Мы купили велосипеды, и каждый день ездили на пляж, и, вообще обленившись, просто перестали работать. Я только иногда доставал «дальномерку», чтоб сделать интересный кадр для себя, а она корпела над очередным изображением собора. Она стала смуглой, подтянутой, начала ходить на какие-то свидания, а я все же иногда вспоминал о рыжей.
…Дождь барабанил по картону фотобумаги и срывал снимки с оконных рам. Я открыл глаза. Она уехала рано и сейчас выписывала лекарства больным детям, а может быть, просила открыть рот пошире, надавливая чайной ложкой на язык мальчика или девочки. Пора было и мне заняться делом. Вчерашняя встреча с меценатом дала форы надолго, это событие еще надо было отметить с художницей, желательно так, чтоб моя рыжая об этом не узнала – слишком сильно и безосновательно она меня ревновала. Я посмотрел на часы – до встречи на новом телеканале было достаточно времени, чтобы поесть, принять душ и не торопясь приехать на место. Пока у меня был только телефонный разговор с редактором – он предлагал работать в формате, который казался мне не слишком подходящим для родного города: у нас совсем не кипела политическая жизнь. На это он мне возразил, что ближе к выборам забулькает и у нас – в общем, выяснение подробностей мы отложили до встречи.
Я оделся, вышел во двор – на улице было свежо, а дождь заканчивался. Я подошел к машине, открыл ключом. Скоро я должен был ее отдать или купить – товарищ предложил платить частями, и на первый транш средств теперь у меня было достаточно. Я включил зажигание, мотнул стартером – старый автомобиль честно попытался завестись, но ничего не вышло. Звук был нормальный, все системы работали, но я не сразу заметил значок пустого бака. «Вчера ведь заправлял», – с подозрением подумал я и вышел из машины. Из-под колес тонкой струйкой на мостовую уходила блестящая линия, на свету она переливалась цветами от сиреневого до алого. «В лучшем случае придется заваривать бак, в худшем – искать такой, от той же модели», – подумал я, закрыл машину и пешком пошлепал по лужам на встречу, благо времени было достаточно. Машин было немного, никто не хотел окатить меня струей из лужи, и я спокойно шел вдоль дороги. Я придумывал, какой фильм мы сегодня посмотрим вечером – нельзя же все время только заниматься сексом, и с такими мыслями пришел к офису телекомпании. Я уже видел ее эфир – ничем не примечательные выпуски новостей, сделанные наскоро и кое-как, слабые программы, но меня обнадежили, что это лишь начало, да и гонорар предлагали приличный.