Таким образом, демократическое движение, освобожденное от идеологизированных мнений, которые в настоящее время калечат его и наносят ему ущерб, было — и до сих пор является — революционной силой, которую по-прежнему можно реализовать за пределами всего, что уже достигнуто в настоящее время. Даже Карл Маркс одно время в это верил. О чартистском движении он писал: «Всеобщее избирательное право является эквивалентом политической власти для рабочего класса Англии, где пролетариат составляет большую часть населения... Введение всеобщего избирательного права в Англии, таким образом, было бы гораздо более социалистической мерой, чем все, что когда-либо удостаивалось столь гордого названия на континенте. Следовательно, неизбежным результатом этого является политическое господство рабочего класса»12.
Следует ли воспринимать серьезно эти перспективы? До сих пор, как мы видели, что-то сдерживало революционную силу демократического движения: оно развивается медленно и осторожно. Должны ли мы вновь обратиться за объяснением к нашему более раннему рассмотрению классовой индоктринации как ограничения в полиархии? Возможно, классовая индоктринация, даже если она необходима для поддержания полиархии на низшем уровне, в конце концов является основным препятствием к более полному расцвету демократии.
Мы должны предостеречь себя против переоценки классового воздействия на торможение развития демократии. Предоставление всеобщего избирательного права было, в понимании Маркса, мощным орудием устранения ограничивающего воздействия класса на демократию. Мы также знаем, что в других аспектах классовое влияние уже во времена Маркса несколько снизилось. Ситуацию изменило резкое и значительное улучшение доступа к возможностям получения образования. Другими важными событиями были: возникновение новых обществ, освободившихся из-под влияния феодальной традиции, как, например, в Америке; отмирание крайних форм проявления почтительного отношения нижестоящего к вышестоящему по мере расширения демократического движения; появление формально гарантируемых законом — и не теряющих своей важности даже в случае их несоблюдения — свободы слова и других гражданских свобод, предоставляемых всем и каждому независимо от классовой принадлежности. Как бы ни была велика роль класса в десинхронизации общественного управления, он совсем не обязательно служит единственным достаточным объяснением крайне медленного процесса демократизации.
Таким образом, мы возвращаемся к корпорации. Возможно, рост корпораций компенсировал — или даже более чем компенсировал — упадок класса как инструмента идеологизации. То, что корпорация является мощнейшим инструментом индоктринации, мы уже подтвердили ранее. То, что по мере размывания межклассовых границ она заняла важное положение в обществе, — достаточно очевидно. То, что она создает новую основу, ядро богатства и власти для развивающегося нового высшего класса, а также сама становится одним из самых мощных, заглушающих большинство других голосов в общественном «хоре», — также вполне понятно. Глава крупной корпорации является по многим параметрам современным аналогом помещика из более ранних эпох, с голосом, многократно усиленным благодаря технологиям массовых коммуникаций. Одно-единственное выступление представителя корпорации на телевидении в вечернем эфире может охватить аудиторию, по своей численности превышающую совокупное количество слушателей каких бы то ни было выступлений с любых трибун на всех митингах во всем мире в течение нескольких предшествующих веков. Таким образом, автономность частной корпорации в большей степени, чем класс, может быть основным и особым институциональным барьером, мешающим более полному развитию демократии.
Любопытной характерной особенностью демократического мышления является следующее: все это время оно не может примириться с тем, что частная корпорация — это особенная, своеобразная организация в системе видимой демократии. Огромная, богатая ресурсами корпорация, как мы видели, управляет более значительными средствами, чем большинство правительственных структур. Она может также в самом широком диапазоне осуществлять давление на правительство с целью добиться выполнения своих требований, даже если они противоречат требованиям граждан, выражаемых ими посредством полиархических средств управления. Более того, корпорации не берут самоотвода и в выполнении своей роли — скрытой роли — гражданина, так как, с точки зрения закона, корпорация является «лицом». Они обладают широкими полномочиями использовать «вето», которых нет у большинства других групп. По всем этим параметрам, как мы видели, корпорации характеризуются непропорционально большим влиянием и властью. Крупная частная корпорация сочетается с демократической теорией и демократическими взглядами весьма странно. На самом деле она совершенно с ними не сочетается.