В качестве примера рассмотрим инкубационную фазу будущего византийского этноса. Они называли себя не «византийцами», а «ромеями» (т. е. «римлянами», по-гречески), и византийский император назывался «василевсом ромеев». Ядро будущего ромейского (или византийского) этноса — раннехристианские грекоязычные общины в восточных провинциях Римской империи. Эти люди считали себя христианами и римлянами и очень долго не замечали, что они — уже другой народ. Поэтому они и имя унаследовали римское — «ромеос», хотя язык там господствовал греческий. Заметим только, что не все ранние христиане — предки именно будущих византийцев. Были ранние христиане и среди варварских народов, армян, сирийцев.
Но вот этнос осознает свое единство. Для русских это произошло на Куликовом поле. Прав был В. О. Ключевский: «Русь родилась на Куликовом поле, а не в скопидомном сундуке Ивана Калиты». И Гумилев был прав в 1980-м юбилейном году, написав: «На Куликово поле пришли москвичи, суздальцы, владимирцы, а вернулись с Куликова поля русские». С того момента, как этнос себя осознает единым, подъем продолжается, но это — подъем уже явный.
В чем основная функция этноса в фазе подъема (в обеих его подфазах)? В фазе подъема этнос заполняет вмещающий ландшафт. Не Гумилев придумал, что ландшафт формирует этнос — об этом много писал великий русский историк прошлого века С. М. Соловьев, об этом же писали многие французские историки. Только они не учитывали, в отличие от Гумилева, что вмещающий ландшафт формирует этнические стереотипы не на протяжении всей истории, а лишь в фазе подъема. Пока идет подъем, эти стереотипы формируются в конкретно вмещающем ландшафте, и далее они уже сформированы.
Например, греки в фазе подъема (древние эллины) провели греческую колонизацию, — греческие колонии разбросаны чуть ли не всюду по берегам Средиземного и Черного морей. Это было созданием эллинской среды обитания и своеобразным заполнением вмещающего ландшафта.
Римляне в фазе этнического подъема добились гегемонии в Италии — они заполнили вмещающий ландшафт «итальянского сапожка». Славяне между II в. до н. э. и III в. н. э. спокойно заполнили обширный вмещающий ландшафт от Дуная до Северного Причерноморья, а может, и до низовьев Дона (т. е. уже Приазовья).
Постепенно пассионариев становится все больше. Если пассионарность все-таки наследуется (в пользу чего свидетельствует история ряда семейств, известных нам из поколения в поколение), тогда легко объяснить причины продолжающегося роста числа пассионариев: в фазе подъема наиболее высока внутриэтническая солидарность, поэтому девушкам в этой фазе нравятся больше всего не комедианты, а воины; и хотя пассионарий погибает первым, он, будучи самым престижным женихом, обычно успевает продолжить свой род.
2. Акматическая фаза. Фаза этнического подъема сменяется пассионарным перегревам, или акматической фазой, для которой характерен избыток пассионарности. Пассионариев по-прежнему меньше 1 %, но где-то уже близко к 1 % (конечно, точных подсчетов нет), и им становится тесно. Данная ситуация чревата взрывом. Она способна привести к религиозной войне или внутренней междоусобице, которая не разорвет страны, но может ее ослабить. Поэтому в акматической фазе выгоднее всего сбросить избыточную пассионарность вовне. И не суть важно, что это будет — отвоевание чего-нибудь, завоевание чего-нибудь, колонизация. Классические примеры сброса избыточной пассионарности французов и немцев — первые Крестовые походы.
Однако в таком сбросе таится своя опасность — здесь требуется соблюсти меру и не уменьшить пассионарности этноса больше, чем это допустимо. Например, самой грозной страной Западной Европы к концу Средневековья была Испания, а испанские солдаты тогда считались лучшими (как известно, и в фазе подъема, и в акматической фазе этнос абсолютно непобедим). Но началась эпоха Великих географических открытий, и за столетие Испания растратила энергию, превратившись из могущественной державы в третьеразрядную, так как все энергичные испанцы разъехались в колонии — во «владения испанского короля, над которыми никогда не заходит Солнце». Нечто аналогичное произошло где-то в XV веке и с литовцами.