Бруно Латур
Политики природы. Как привить наукам демократию
Изабель Стенгерс – философу требовательности
Bruno Latour
Politiques de la nature
Comment faire entrer les sciences en démocratie
La Découverte
© Editions La Découverte, Paris, France, 1999, 2004
© Блинов, Е., перевод, послесловие, 2018
© ООО «Ад Маргинем Пресс», 2018
© Фонд развития и поддержки искусства «АЙРИС» / IRIS Foundation, 2018
Концепции политического и концепции природы всегда оставались в тесной связке подобно двум сиденьям на детских качелях: когда одно поднималось, другое неизменно стремилось к земле. Никогда не существовало политики, которая не была бы одновременно политикой природы, как и природы, которая не была бы политической. Эпистемология и политика – это, как мы теперь поняли, составные части одного и того же процесса, объединенного под грифом (политической) эпистемологии, чтобы сделать недоступными для понимания как научные практики, так и саму суть общественной жизни.
Смысл всех терминов, отмеченных знаком •, разъясняется в конце настоящего тома в Глоссарии. Поскольку я воздерживаюсь от любых лингвистических нововведений, этот знак использован для напоминания читателю, что смысл устоявшихся выражений я буду уточнять постепенно.
Текст примечаний находится в конце книги и распределен по главам в Примечаниях.
Введение
Что делать с политической экологией?
Что делать с политической экологией? Да ничего. Что нам тогда остается? Заниматься политической экологией!
Первый вопрос задавали те, кто надеялся на обновление общественной жизни через политику природы, констатируя при этом стагнацию движений, которые принято причислять к «зеленым». Они хотели бы знать, почему гора так часто рождала мышь. На второй вопрос, несмотря на мнимые расхождения, у всех один ответ. Мы не можем поступать иначе, ведь не может быть политики с одной стороны и природы – с другой. С тех пор как возникло само понятие, всякая политика определяется через ее отношение к природе, причем каждое ее проявление, каждое свойство, каждая функция зависит от полемически заостренного намерения ограничить, реформировать, обосновать, попытаться обойти или же разъяснить характер общественной жизни. Поэтому у нас нет выбора, заниматься или нет политической экологией, однако мы можем заниматься ею либо тайком, разделяя вопросы политики и вопросы природы, либо открыто, рассматривая их как составные части одного вопроса, который встает перед любым коллективом. В то время как экологические движения заявляют о вторжении природы в область политики, нам нужно попытаться представить, чаще всего вместе с ними, но иногда и вопреки им, чем могла бы быть политика, над которой больше не висит дамоклов меч под названием природа.
Нам могут возразить, что политическая экология уже существует. У нее есть бесчисленные нюансы, от самой глубинной до самой поверхностной, не говоря уже о всевозможных разновидностях утопий, рационализма или либерализма. Со всеми возможными оговорками, эти движения уже связали политику и природу тысячами нитей. Ведь все хотят именно этого: проводить, наконец, политику природы; изменить общественную жизнь таким образом, чтобы она, в конце концов, считалась с природой; приспособить нашу систему производства к ее требованиям; словом, оградить природу от негативного воздействия человека за счет взвешенной и дальновидной политики.
Как же мы смеем утверждать, что в этой области есть новая задача, к решению которой еще никто не приступал? Можно спорить о ее пользе, придираться к ее практическому применению, но нельзя делать вид, будто ею вообще не занимались и она вовсе не сформировалась. Если политическая экология потерпела неудачу, то явно не из-за того, что никогда не пробовала приспособить природу к условиям общественной жизни. Если она утратила свое влияние, скажут одни, то только потому, что ей противостояли слишком могущественные силы; или, как скажут другие, она никогда не была настолько содержательной, чтобы бросить вызов традиционной политике. В любом случае слишком поздно возвращаться к этому вопросу. Надо либо навсегда похоронить это движение на и без того переполненном кладбище идеологий прошедшего века, либо сражаться еще отважнее за ее победу в нынешнем виде. В обоих случаях ставки уже сделаны, понятия определены, точки зрения известны. Вы слишком поздно встреваете в давно заглохшую дискуссию. Тут не о чем больше думать. Высказываться надо было лет десять тому назад.